Майкл Грант - Греческий мир в доклассическую эпоху

Каждый спартанский младенец вскоре после рождения подвергался осмотру «племенными старейшинами», которые отбраковывали слабых или ущербных детей, веля сбросить их со скалы. И если в Афинах и прочих городах особое внимание уделялось семье (ойкосу), то в Спарте, напротив, тех детей, которые благополучно прошли испытание в младенчестве, отнимали у семей в возрасте семи или восьми лет и записывали в агелу (άγέλη), то есть «стадо» (словно люди — это лошади или другая скотина, которую нужно силком одомашнивать), находившееся под присмотром старшего спар-тиата. По достижении тринадцати лет их распределяли в другие стада, и на протяжении следующих четырнадцати лет (для однолеток существовали отдельные группы, носившие чудные архаические названия) они проходили через многотрудное, сопряженное со зверскими жестокостями и лишениями обучение, целиком поднадзорное государству и на государство ориентированное.

До нас дошли зловещие подробности этой системы обучения. Ни в одном другом городе мальчиков не отрывали от дома и родных столь бесповоротно. Их сгоняли в отряд (βύα), составлявший часть более крупного подразделения, илы (ίλη). Отрядом командовал ирен (εΐρην) — юноша, служивший школьным надзирателем и подчинявшийся старшему наблю-дателю-военачальнику, пайдоному (παιδονόμος). Затем, достигнув двадцати лет, мальчики и сами становились иренами и отныне все время проводили в военных занятиях, но еще не обладали полноценными гражданскими правами. Возможно, именно на этой ступени они обретали право избираться в знаменитые (опять-таки, печально знаменитые) спартанские сотрапезничества — фидитии и сисситии (φειδίτια, συσσίτια), на которых в конечном счете и зиждилось все общественное и военное устройство спартанского государства. Каждое такое товарищество состояло из пятнадцати членов, и достаточно было одного черного боба, чтобы отменить или отложить выборы. За скудную пищу, поставлявшуюся к столу (в том числе черную кровяную похлебку), каждый член сообщества получал «счет», а тот, кому не под силу был этот взнос (а следовательно, и соблюдение требуемых правил), исключался из рядов спартиатов и низводился до низшего положения, что влекло потерю политических прав.

По достижении тридцати лет спартанцы допускались в апеллу, но и тогда значительную часть времени они проводили за общим столом. Эти молчаливые («лаконичные»), не склонные к рассуждениям, не ведавшие пощады молодые люди не занимались ничем, кроме строевого обучения, атлетических упражнений и борьбы. Они жили и сражались бок о бок с товарищами по сисситиям, и такая угрюмая, четко расписанная, крепко спаянная система — «как в военном лагере», — всецело определявшая их существование (целью которого были «национальные интересы» и элементарное выживание), на долгое время сделала из них лучших воинов во всей Греции.

Такой уклад жизни неизбежно порождал особую разновидность однополой любви. Как и везде, здесь бытовали признанные отношения между влюбленным (έραστής) и более юным возлюбленным (έρώμενος). Но в Спарте роль «поклонника» считалась почти официальной, так как на него возлагалась ответственность за нрав и поведение «любимца» 3^; такие отношения Ксенофонт называет совершенной формой воспитания 33, добавляя при этом, что любая плотская связь между ними противозаконна. Очевидно, такие сведения распррстраняли сами спартанцы 34, — вероятно, пытаясь найти моральное оправдание для странных обычаев своего города, — * но едва ли подобный закон кто-либо соблюдал в действительности, хотя однополые связи среди спартанцев и не приобрели столь исключительного статуса, как, например, в Фивах.

Несмотря на такое господство однополых отношений среди мужчин, спартанцу полагалось жениться лет в двадцать (что для Греции считалось поздним сроком); холостяки подвергались насмешкам и к тому же ущемлялись законами. Однако «казарменный» образ жизни спартанцев означал, что женщины по большей части были предоставлены самим себе — а следовательно, пользовались здесь куда большей свободой, чем в прочих городах. Правда, им запрещалось носить украшения и цветные одеяния, умащаться благовониями и раскрашивать лица. Да и сам брачный обряд был отталкивающе груб. По обычаю, спартанскую невесту коротко стригли, одевали в мужскую одежду, затем силой уводили, клали на жесткое ложе в затхлой комнатенке и оставляли там одну. Входил жених, наскоро совокуплялся с ней, после чего снова возвращался на мужскую половину^. После этого супругам позволялось видеться лишь украдкой, нередко лишь до появления на свет первого ребенка.

Однако, если не считать этих отклонений (характерных для общества, более склонного к чисто мужским отношениям), спартанцы относились к своим женщинам с удивительным уважением, так как в государстве, неизменно пребывавшем в состоянии войны, их биологическая роль — которая виделась в том, чтобы рождать Спарте будущих воинов, — заслуживала не меньшего почтения, чем роль отца. Поэтому им, наравне с мужчинами, позволялось и даже полагалось заниматься физическими упражнениями (может быть, они тоже упражнялись нагими, а может быть, нет). Кроме того, они играли на музыкальных инструментах, зато были полностью избавлены от всех домашних трудов, от ткачества и прядения — занятий столь привычных для других гречанок. Афинянам такая свобода казалась бесстыдной, и они порицали одежду спартанок — пеплос с разрезами, оставлявший открытой значительную часть бедер.

Спартанки обладали и неслыханно широкими имущественными правами, могли долго сохранять свободу и выходить замуж довольно поздно — причем за кого сами пожелают. После замужества на них не распространялись (как в иных городах Греции) уродливые законы, ущемлявшие права жен. В отсутствие мужей они управляли делами, свободно выступали в собраниях. Кроме того, ходили слухи, что они делят между собой мужей и заводят любовников (юношей — когда мужья дряхлеют, и илотов — когда мужья в дальних походах, согласно преданию об основании Тарента). Подобные прелюбодеяния представляются вполне вероятными, если вспомнить о постоянной насущной необходимости поддерживать и увеличивать рождаемость в Спарте.

Но если женщины лишь выиграли от жесткого спартан-<���ского строя (если не считать угрюмого брачного обряда), но в прочих отношениях он пресекал всякое развитие. В частности, из-за архаических и самодостаточных государственных установлений Спарта отстала от прочих греческих городов-государств в хозяйственном и финансовом развитии. Так, грубые железные прутья, служившие (как в Аргосе и других греческих городах) примитивной единицей расчета до появления настоящих монет, в Спарте имели хождение весьма долго (вплоть до IV века до н. э.) 36. Железо добывалось на южных отрогах Тайгета и Парнона, серебряные же деньги — ввиду их развращающих свойств — были запрещены, поэтому торговля оставалась исключительно меновой. И в конце концов (пусть не сразу) столь упорная приверженность архаическому быту, наряду с узостью взглядов, навязываемых общественной и воспитательной системой, привела к упадку в области не только материальной культуры, но словесности и изобразительных искусств (хотя бронзовая пластика превосходного качества появлялась и после 500 г. до н. э.).