Майкл Грант - Греческий мир в доклассическую эпоху

Так или иначе, основные черты государственного устройства в Спарте остаются ясными. Там правили одновременно два царя, принадлежавшие к родам Агиадов и Эврипонтидов. Обе династии мнили себя потомками Геракла; и в самом деле, пусть это уводит нас в область мифов и легенд, происхождение этой монархии было весьма древним — даже если она приняла свою историческую, известную нам, форму не ранее 650–600 гг. до н. э. Полномочия обоих наследственных царей носили прежде всего военный характер; к тому же они приглядывали друг за другом 27(это вносило известное равновесие) и, как правило — хотя не всегда, — шли на уступки другим политическим силам Спарты.

Этими другими силами были эфоры (Εφοροι, собственно «блюстители»), обычно числом пять. Они избирались из граждан в возрасте от тридцати до шестидесяти лет, служили в течение года и пользовались большими исполнительными, административными и судебными полномочиями. Собственно эти полномочия наделяли эфоров властью надзирать за повседневной жизнью спартанских граждан, а заодно и ограничивать влияние Совета старейшин — герусии (γερουσία). Последний же орган, будто бы основанный по дельфийскому наущению, состоял из тридцати избранных членов в возрасте от шестидесяти лет — геронтов (γέροντες).

Старейшины заранее готовили дела для обсуждения в Народном собрании — апелле (απέλλα). Членами апеллы были все спартиаты (σπαρτιάται — собственно «спартанцы», то есть свободнорожденные граждане Спарты), достигшие тридцати лет. Их было 9 тысяч, и звались они δμοιοι — «равными» или «подобными»: все они были равны перед законом, и каждый владел собственным земельным наделом — κλάρος. Эти граж-дане-спартиаты, или «равные», и составляли поголовно гоп-литское ополчение полиса, развившееся из прежних воинских отрядов. Пять подразделений, на которые распадалось это гоплитское войско, — лохи (λόχοι) — служили военным синонимом для пяти спартанских племен — об (ώβαι), которые пришли на смену трем старинным дорийским племенам гил-леев, диманов и Памфилов (сохраненным лишь для религиозных целей). Новое спартанское войско было лучше обучено, сражалось более действенно благодаря разбивке на фаланги. К тому же оно пользовалось таким восхищением и нагоняло такой страх, какие не выпали на долю ни одного другого войска во всем греческом мире, и, как видно, оправдывало то мнение, что спартанцы, усовершенствовав аргивские образцы, явились истинными творцами гоплитской боевой техники и тактики 28.

О том, как соотносились полномочия спартанских герусии и апеллы, велось множество рассуждений и споров (так же, как и о соответствующих афинских органах); очевидно, в разные эпохи дело обстояло по-разному. С одной стороны, власть достопочтенных членов герусии стояла на страже опрометчивых действий, а рассмотрение дел для апеллы позволяло им влиять на ход вещей. С другой стороны, последнее слово оставалось за апеллой, ее решения подлежали выполнению. Кроме того, ее члены — «равные» — и составляли ту пехоту, что сделала Спарту сильнейшей державой на много километров вокруг. Таким образом, чаще всего между этими двумя органами сохранялось тщательно выверенное равновесие, весьма способствовавшее вящему могуществу Спарты.

Согласно Аристотелю, некоторые называли спартанское правление «смешением всех государственных устройств», сочетавшим в себе монархию, олигархию и демократию 29. Но особенно примечательно проявляла себя последняя из трех поименованных составляющих этого строя. Ибо спартиаты носили прозвание «равных» отнюдь не ради красного словца. Разумеется, они не были равны в имущественном отношении или в личностных качествах. Однако они стали, причем весьма рано, равны между собой по закону и положению — чего в ту пору нельзя было сказать о жителях ни одного другого города. Это был настоящий гражданский орган, каждый член которого обладал законными правами (и обязанностями), превосходившими личные полномочия любых других людей или социальных групп 30. Так, в отношении равноправия Спарта явилась первой подлинной и последовательной демократией во всех греческих землях и во всем мире, — в той мере, в какой это касалось ее граждан.

Но, подобно всем прочим греческим полисам, она наделяла гражданством лишь ограниченный круг своего населения. В Спарте, как и в ряде других общин в прочих краях, от гражданства были отлучены не одни только женщины и рабы. Существовали категории людей, не относившихся ни к гражданам, ни к рабам, но стоявших на промежуточной общественной ступени. Это были многочисленные периэки, «окрестные жители», населявшие собственные городки, но лишенные независимости. Они занимались торговлей, ремеслами и мореходством, чего чуждались сами спартиаты. В должный черед и они пополнили гоплитские фаланги, хотя это и не принесло им статуса «равных». Еще ниже периэков находились илоты, которые (опять-таки, как и в некоторых других государствах [Глава I, примечание 61]) влачили рабское существование. Они были коллективной собственностью спартанской общины и выплачивали (отдельным спартиатам) подать, составлявшую половину их урожая. Взамен же они получали обещания, что их не продадут на чужбину. Высказывались предположения — хотя их и не следует принимать безоговорочно, — что и периэки, и илоты, по крайней мере отчасти, были туземцами недорийского происхождения.

Хотя и нельзя теперь (невзирая на бесчисленные попытки) проследить стадии формирования такой сложной системы, этот процесс явно вызвали и ускорили военные события. События эти были связаны с западной соседкой Лаконии — Мессенией, которая пережила расцвет в эпоху бронзы (с центром в Пилосе), а затем была захвачена дорянами — предположительно во главе с Кресфонтом, дядей легендарных основателей Спарты, — но сохранила независимость от Спарты. В ходе Первой Мессенской войны (ок. 740/730—720/710 гг. до н. э.) спартанцам удалось осуществить частичное завоевание этой области и присоединить мессенцев к прочим илотам, жившим под их пятой.

Такое значительное расширение владений сулило Спарте преимущественно сельскохозяйственное будущее. Но еще велась внешняя торговля и шло переселение в чужие края. Здесь следует отметить один из самых ранних примеров колонизации: согласно традиции, в 706 г. до н. э. в юго-восточной Италии спартанцы основали Тарент {грен. Τάρας, лат. Tarentum, ныне Таранто). Как говорили, основателями поселения стали «партении», рожденные от связей спартанских женщин (покуда мужья воевали) с периэками или илотами. Но вполне возможно, что это была лишь выдумка (быть может, объяснявшая какое-то географическое название), а переселенцами этими на самом деле были какие-то недовольные (роптавшие на несправедливый передел мессенских угодий), от которых родина пожелала избавиться, хоть ей и жаль было терять боеспособных мужей. Ок. 669 г. до н. э., после того, как спартанцы были жестоко разгромлены аргивскими войсками в битве при Гисиях, нехватка воинской силы дала о себе знать. Но уже Вторая Мессенская война, вероятно, разожженная Аргосом (ок. 650–620 гг.? до н. э.), — в которой заклятым врагом Спарты выказал себя Аристомен, вождь мес-сенского сопротивления, — завершилась полной победой спартанцев, поставившей точку в покорении юго-западного Пелопоннеса. Вероятно, как раз в ответ на тот отчаянный кризис гоплитское войско, изрядно пополнившееся за счет периэков, и достигло колоссальной численности и непревзойденных боевых качеств.