Жорж Вигарелло - История тела Том 1 [От Ренессанса до эпохи Просвещения]

Итак, постепенно утверждающаяся система упражнений не только имеет нравственный характер, но и нацелена на эффективность.

Жан–Жак Куртин

В полумраке кабинета ученый рассматривает гипсовый бюст. На полу — труд по хиромантии и измерительные инструменты, на стене — анатомическая гравюра. Причудливые слепки голов стоят на полке, ожидая своей очереди. Фронтиспис книги «Искусство знать людей» (1659) Марена Кюро де Ла Шамбра, придворного и королевского врача, не оставляет сомнений, что речь пойдет об изучении знаков и языка тела.

Ибо природа не только наделила человека голосом и языком, дабы они служили истолкователями его мыслей, но, не доверяя его способности ими злоупотреблять, она также заставила говорить его лоб и глаза, дабы уличить во лжи, если первые не будут верно исполнять свои обязанности. Одним словом, она излила всю свою душу наружу, и не нужно окна, чтобы видеть ее движения, склонности и привычки, ибо они проявляются на лице, в виде отчетливых и несомненных знаков [829] Cureau de la Chambre M. de. L’Art de connaître les hommes. Paris, 1659. P. 1. .

Это знание относится к области физиогномики — искусства расшифровывать язык тела, сегодня чаще всего рассматриваемого как архаическая и вполне дискредитированная разновидность психологии. Однако между XVI и XVIII веками оно пользовалось необычайной популярностью и сыграло существенную роль в истории идей, равно как и в изучении вежества [830] По истории физиогномики, в частности, см.: Thorndike L. A History of Magic & Expérimental Science: 8 vol. N.Y.: Columbia UP, 1923–1958; Lantéri–Laura G. Histoire de la phrénologie. Paris: PUF, 1967; Tytler G. Faces & Fortunes. Physiognomy in the European Novel. Princeton: Princeton UP, 1981; Dumont M. Le succès mondain d’une fausse science: la physiognomonie de L. Lavater // Actes de la recherche en sciences sociales. 1984 (septembre). Pp. 2–30; Rhétorique du corp, dir. Philippe Dubois et Yves Winkin. Liège: De Boek, 1988; Baroja J.C. Historia de la fisiognomica. Madrid: Istmo, 1988; Courtine J.–J., Haroche C. Histoire du visage. Exprimer et taire ses émotions du XVIe au début du XIXe siècle. Paris: Rivages, 1988; Getrevi P. Le scitture del volto. Fisiognomica & modelli culturali del Medioevo ad oggi. Milan: Angeli, 1991; Rodler L. I silenzi del volto. Pise: Pacini, 1991; Il corpo specchio dell’anima. Teoria e storia délia fisiognomica. Milan: B. Mondadori, 2000; Barash M. Imago hominis. Vienne: IRSA, 1991; Caroli F. Storia délia Fisiognomonia. Milan, 1995; Geschichten der Physiognomik. Text–Bild–Wissen, dir. Rudolf Campe, Manfred Schneider. Freiburg: Rombach, 1996; Laneyrie–Dagen N. L’Invention du corps. Le représentation de l’homme du Moyen Âge à la fin du XIXe siècle. Paris: Flammarion, 1997; Jones C. About Face. Cambridge, 1999; Baridon L., Guédon M. Corps et arts: Physiognomie et physiologies dans les arts visuels. Paris: L’Harmattan, 1999; Homme–animal. Histoire d’un face à face. Strasbourg: Éd. du musée de Strasbourg, 2004; Renneville M. Le Langage des crânes. Une histoire de la phrénologie. Paris: Les Empêchers de penser en rond, 2000; Delaporte F. I.'.Anatomie des passions. Paris: PUF, 2002; Porter M. Physiognomical Books in Europe, 1450–1780. Oxford: Oxford UP, 2004. . Физиогномика была тогда далеко не единственной наукой, утверждавшей, что тело говорит . Эта уверенность отзывается на всем протяжении классической эпохи в разных сферах знания: тут и учебники риторики, где речь идет о телесных техниках произнесения (actio); и трактаты о том, как следует себя вести, предписывающие самоконтроль и наблюдение за окружающими; и книги об искусстве беседы, призывающие взвешивать не только слова, но и жесты; и книги об искусстве молчания, советующие поменьше говорить, чтобы яснее говорило тело; и труды по медицине, позволяющие быстро распознавать во внешней человеческой анатомии симптомы болезней или черты характера; наконец, руководства для художников, объясняющие, как изображать различные страсти…

Эти искусства и науки обязаны своим существованием древнейшей антропологии: начиная с первых гадательных книг Месопотамии [831] См.: Bottéro J. Symptômes, signes, écriture // Bottéro J. Divinations et rationalité. Paris: Éd. du Seuil, 1974. Pp. 70–200; Гинзбург К. Приметы. Уликовая парадигма и ее корни // Гинзбург К. Мифы — эмблемы — приметы: Морфология и история / Пер. С.Л. Козлова. М: Новое издательство, 2004. С. 189–241. , через заложенные греко–римской Античностью основы [832] См.: Sassi М. La scienza dell’uomo nella Grecia antica. Turin: Bollati Boringhieri, 1988 (англ. пер.: Sassi M. The Science of Man in Ancient Greece. Chicago: Chicago UP, 2001). , затем через традиции западного и арабского Средневековья [833] См., к примеру: Mourad Y. La Physiognomonie arabe et le Kitab Al–Firasa de Fakhr Al–Din Al–Razi. Paris: Librairie orientaliste P. Geuthner, 1939; Denieul–Cormier A. La très ancienne physiognomonie de Michel Savonarol // La Biologie médicale. 1956 (avril) (спец. выпуск). прослеживается и мало–помалу систематизируется связь между внешним видом человека и внутренним бытием, между тем, что в нем кажется поверхностным и глубоким, показным и потаенным, видимым и невидимым, явным и латентным. Одним словом, между сферой души — характерами, страстями, склонностями, чувствами, эмоциями, психологической природой… — и тела — знаками, следами, отметинами, индикаторами, физическими чертами… Именно об этом говорят вечные метафоры, в которых угадывается эта парадигма, сводящая вместе разрозненные области знания; ее наиболее систематическим выразителем является физиогномика: глаза — «врата» или «окно» сердца, лицо — «зеркало души», тело — «глас» или «подобие» страстей.

Однако, как напоминает фронтиспис «Искусства знать людей», физиогномика не только ставит перед собой задачу формирования особой области знания. Рождающаяся в полумраке кабинета наука неудержимо стремится к свету, который на заднем плане гравюры освещает другую сцену, представляющую двор и хорошее общество. Потому что главное стремление Кюро — снабдить читателя руководством, как надо себя вести в общественной жизни.

Этот проводник самый надежный из тех, что могут служить путеводной нитью в общественной жизни, и если им воспользоваться, то можно избежать тысячи ошибок, которые могут быть совершены, и опасностей, которые могут на нас обрушиться в любой момент. <���…> В жизни нет действий, которые не требовали бы этого искусства: без него нельзя обойтись при воспитании детей, выборе слуг, друзей, общества. Оно указывает случаи и благоприятные моменты, когда надо действовать, когда стоит говорить: оно учит тому, как это следует делать, и ежели нам понадобилось внушить кому–то страсть, намерение или замысел, то ему известны все пути, по которым они проникают в душу. Наконец, если последовать совету мудреца не вести речи с гневливыми и завистливыми и не находиться в обществе нечестивцев [834] Подразумеваются Притчи Соломоновы: «Не дружись с гневливым и не сообщайся с человеком вспыльчивым» (Притч. 22,24); «Не вкушай пищи у человека завистливого» (Притч. 23, 6); «Не вступай на стезю нечестивых и не ходи по пути злых» (Притч. 4, 14). ( Прим. пер. ) , то что лучше может уберечь нас от дурных знакомств, как не Искусство, о котором мы ведем речь? [835] Cureau de la Chambre M. de. L’Art de connaître les hommes. P. 6.

Это объясняет, почему сенсационный успех физиогномики в начале XVI века точно совпадает с появлением доктрины вежества: «Дабы применять вежество на практике, надо обладать даром наблюдения, необходимо знать людей и распознавать движущие ими мотивы» [836] Elias N. La civilisation des moeurs. Paris: Calmann–Lévy. 1982. Pp. 131–132. . Именно поэтому, говоря в более широком смысле, периоды расцвета и упадка физиогномической традиции в XVI–XVIII веках тесно связаны с историей трансформации общественных отношений. Ее триумф в XVI — первой половине XVII века сопровождает формирование придворного общества, так же как ее возрождение в трудах Лафатера будет свидетельствовать о переопределении идентичности, обусловленном общественными потрясениями последней четверти XVIII века.