Давид Ортенберг - Сорок третий. Рассказ-хроника.

И вот теперь каждый оттиск клише подвергается нами тщательному личному обследованию. Любой подозрительный знак тоже обводится кружочком и отсылается в цинкографию, чтобы его стерли.

Только обладая больным воображением, можно было в обыкновенной сетчатке, где по цинкографической технологии пересекались линии, увидеть свастику. Все это не могло не вызвать веселого оживления и насмешек в самой редакции. Острословы тут же окрестили это занятие «ловлей блох». Подначивая меня, громко говорили друг другу: «Не отвлекайте редактора, он ловит блох».

Так продолжалось недели две-три. А потом, не желая себя ставить в глупое положение перед коллективом, я забросил лупу и прекратил «ловлю блох», надеясь, что, если и попадет мне, авось как-то выкручусь.

Илья Эренбург запомнил этот эпизод, но в своих мемуарах понятие «ловля блох» истолковал более широко и серьезно:

«На газетном жаргоне существовало выражение «ловить блох»: после того как все статьи выправлены и одобрены, редакторы тщательно перечитывали полосы, выискивали слово, а то и запятую, которые могут кому-нибудь наверху не понравиться. Так вот, генерал Вадимов если и «ловил блох», то без лупы, часто пропускал то, что зарезал бы другой».

Прибыл в Москву с Брянского фронта наш собкор Павел Крайнов и попросил разрешения слетать к партизанам в Брянский лес. По-разному называли территорию, где действовали партизаны: «партизанский край», «партизанский район», а иногда между собой — и «брянская партизанская республика». Но больше всего этот — один из крупнейших районов партизанского движения называли «Брянский лес». Власть лесных партизан распространялась на многие области центра России.

Мы, конечно, публиковали репортажи и корреспонденции из этого края, но он заслужил, чтобы о нем рассказать побольше, — понятно, почему Крайнов сразу же получил наше согласие отправиться к партизанам. В спутники дали ему литературного секретаря редакции Александра Кривицкого.

Спецкорам повезло с первой же минуты. В этом можно убедиться, прочитав их первый очерк (из десяти опубликованных в газете) под заголовком «В Брянских лесах».

Война закрыла большие авиационные трассы, хорошо знакомые и летчикам, и пассажирам. Новые, едва приметные воздушные пути возникли в военном небе, и самые потаенные в заоблачной выси, самые скрытые из них — партизанские. Первую такую тропу в Брянские леса проложил летчик Владимир Ярошевич. Именно с ним наши спецкоры и отправились в путь.

Всего сутки пробыли они с пилотом, но он так умел рассказать о пережитом, с таким чувством юмора, что к концу полета у корреспондентов уже был материал на полный «подвал». Приведу лишь одну выдержку из первого очерка — рассказ Ярошевича о своем первом полете к брянским партизанам:

«…иду на курс, но где нахожусь, не знаю — внизу черно, как бы не проскочить. Вот, знаете, совы, они ночью хорошо видят, позавидовал тогда я этой глазастой птице. Спускаюсь до трехсот метров. Ну ни зги! Вдруг, слышу, штурман кричит:

— Володя, огни справа!

Разворачиваюсь, смотрю — точно так, все, как было условлено. Делаю круг на высоте пятидесяти метров и говорю Протасову: «Приготовь автомат на всякий случай». Сажусь умышленно подальше от огней — если обман, удерем. Кричу:

— Подходи один!

Куда там! Сразу бросаются человек двадцать. Не успел я оглянуться, а Протасов уже целуется. Меня из кабины вытащили на руках и качать начали. Вот тут я страху натерпелся, я тяжелый, сами знаете, долго ли уронить. Но все благополучно обошлось. В жизни столько я не целовался, сколько за эти двадцать минут стоянки у партизан…»

Не буду идти по следу всех очерков. Расскажу лишь о некоторых, наиболее запомнившихся мне.

Корреспонденты сидели во внешне невзрачной, но внутри обтянутой шелком немецких парашютов избе командира объединения партизанских бригад подполковника Героя Советского Союза Дмитрия Васильевича Емлютина, присматривались и прислушивались ко всему, что делается на командном пункте. И вновь им повезло.

Раздался звонок. Звонили с границы партизанского края. Докладывали, что ее перешел отряд немецких автоматчиков. Спецкоры запомнили диалог, который происходил между партизанскими постами и Емлютиным, свидетельствующий о силе духа, выдержке и тактическом искусстве партизан. Приведу его, но без деталей:

Партизанский пост:

— Отряд автоматчиков в 30 немцев…

Емлютин:

— Пусть идут.

Через некоторое время:

— Немцы прошли квадрат 202…

— Пусть идут. Не трогайте…

Опять звонок:

— Немцы повернули на север, идут в квадрате 185.

И снова в ответ:

— Не мешайте им. Пусть идут дальше…

Еще звонок:

— Немцы остановились. Привал или совещание…

Операция растянулась, и Емлютин порекомендовал корреспондентам заглянуть в подземный клуб, где собрались партизаны. Там показывали фильм «Большая жизнь». Любопытная деталь: когда отзвучал мотив «Сказок Венского леса», кто-то из партизан остроумно заметил, что, «пожалуй, сказки Брянского леса будут позамысловатей».

Вернувшись в штабную избу, спецкоры увидели, что Емлютин погружен в карту, разглядывает «Голубой мост», который им предстояло взорвать. Все же спросили его:

— Ну как, что с ними?

С кем?

— С немецкими автоматчиками?

— Ах, вот вы про что… — протянул партизанский командир, — немецкие автоматчики приказали долго жить. Они шли строго по направлению к одному важному объекту. Мы все равно решили менять его расположение. Ну заодно разменяли и этих…

Есть рассказ о встрече друзей, знакомых еще по Испании. Есть очерк, вернее, новелла о партизанке Вале С., дважды сбегавшей из госпиталя в свой отряд и сраженной немецкой пулей. Есть рассказ о маленьком краснощеком Геньке, единственном уцелевшем в деревне, уничтоженной вместе с ее жителями немецкими карателями; его пригрели партизаны…

Немало написано книг и очерков о брянских партизанах, но я уверен, что без наших очерков нельзя получить полного представления об их жизни и боевой деятельности. Единственное, о чем приходится жалеть, — партизанские герои, о которых так проникновенно написали наши корреспонденты, из-за секретности, во многом излишней, обозначены лишь инициалами. Жалеть приходится, что мы не вернулись к своим героям после войны, не назвали их полные имена, не проследили их военную и послевоенную судьбу…

Жили спецкоры в партизанском крае, работали, но вот пришел к ним в землянку полковой комиссар Андреев и сказал:

— Завтра придется вам улетать.

Впервые за время фронтовых поездок так бесцеремонно «выпроваживали» наших корреспондентов. Почему же? Оказывается, как стало известно в редакции позже, штаб получил точные сведения: через два дня немцы начнут давно задуманное наступление на партизанскую базу, предстоят тяжелые бои, быстрая и трудная передислокация. Корреспондентам не сказали об этом потому, что знали: если им станет об этом известно, они ни за что не уедут. Словом, после долгих пререканий Андреев подытожил: — Добровольно не уедете — прикажу связать и погрузить в самолет…