Теодор Моммзен - Римские провинции от Цезаря до Диоклетиана

В единственном имеющемся у нас живом рассказе из боспорской истории, находящемся у Тацита (Летопись, 12, 15—-21) и посвященном соперничеству двух братьев, Митридата и Котиса, соседние племена, дандариды, сираки, аорсы, подчиняются своим собственным правителям, формально не зависящим от римских князей Пантикапея. В более раннее время пантикапейские князья обычно титулуют себя архонтами Боспора, т. е. Пантикапея, и Феодосии, и царями синдов, а также всех маитов и других негреческих племен. Древнейшая из известных мне царских надписей римской эпохи {Stephani, Comptes rendus de la comm, pour 1866, p. 128) называет Аспурга, сына Асандроха, ßaciXeuovxa mvxoÇ Воослорои GecoSoo'itjÇ mi I'ivScöv mi Ma'ixwv Kai TopEiffiv Trjccov XE Kai TavaEixwv, xmoxàcxvxa iKÙBaÇ ка\ TaupouÇ (царем всего Боспора, Феодосии и синдов, маитов, торетов, псесов и та-наитов, покорителем скифов и тавров). Из этой упрощенной титулату-ры невозможно сделать заключение относительно размеров области. Среди надписей более позднего времени один раз при Траяне встречается явно имеющая целью польстить титулатура: ßaciXEu^ ßaaiXrcov jiâ'yaÇ той TuavxoÇ Воослорои (великий царь царей всего Боспора) (С. I. Gr., 2123). Начиная с Азандра на монетах вообще не встречается иного титула, кроме «царя» (ßaciXEuO, и только Фарнак называет себя великим царем царей (ßaciXeu^ ßaciXsoov péyaQ. Без сомнения, здесь сказывается влияние римского суверенитета, с которым трудно было примириться вассальному князю, поставленному над другими князьями.

СПлутарх, Гальба, 13, 15). Однако ни из намеков Тацита (Летопись, 12, 15, ер. Плиний. Н. N., 6,5, 17), ни из рассказа у Петра Патриция (запутанного из-за того, что автор смешал двух Митридатов, боспорс-кого и иберского) нельзя понять, в чем заключалась суть дела. Невозможно, конечно, принимать всерьез фантастические рассказы о Хер-сонесе у более позднего автора, Константина Багрянородного (De adm. imp. с. 53), Злой боспорский царь СавроматКрюксогброп (не ’Ргркотшроо) то£, (сын Крисконора, не Рескопора), который вместе с сарматами ведет войну против императоров Диоклетиана и Констанция, а также против оставшегося верным империи Херсона, очевидно, появился в результате смешения имен боспорского царя и народа, а самое это сообщение представляет точно такой же исторический факт, как и вариация на тему о Давиде и Голиафе — победа маленького херсонесца Фарнака над великаном — царем боспорцев Савроматом. Достаточно уже одних царских имен, например, помимо названных выше, имени Азандра, встречающегося после прекращения рода Савроматов. Однако упоминаемые в этом рассказе городские привилегии и названия отдельных мест города, для разъяснения которых придуманы эти чудеса, заслуживают внимания.

Среди монет Боспорского царства нет ни одной золотой или псевдозолотой монеты без изображения головы римского императора, причем все эти монеты принадлежат признанным римским сенатом правителям. Тот факт, 41 о в 263 и 265 гг., когда после пленения Валериана Галлиен официально считался единственным императором, на этих монетах появляются две головы, представляет, может быть, только недоразумение; однако не исключена возможность, что в то время Боспор сделал иной выбор среди нескольких претендентов. В это время имена на монетах не ставились, а изображения восстановить невозможно.

В этом отношении, вероятно, можно поверить скифу Токсариду, выведенному в одном из диалогов Лукиана (гл. 44); вообще же он рассказывает не только 5ро1^ (баснословное), но и настоящий миф,

герои которого, цари Левканор и Эвбиот, на монетах, конечно, не встречаются.

Относительно вывоза хлеба заслуживает внимания заметка Плавтия (стр. 180).

Предложение одного теснимого римскими войсками поселения сира-ков (на Азовском море) доставить 10 тыс. рабов (Тацит, Летопись, 12, 17) также свидетельствует об оживленном ввозе рабов из этих местностей.

Если бы государство Лизимаха не погибло, дело обстояло бы в этом отношении иначе, ибо тогда такими центрами могли бы стать основанные Лизимахом города: Александрия в Троаде и Лизимахия, а также Эфес — Арсиное, усиленные в результате переселения жителей Колофона и Лебедоса.

Нигде границы вассальных государств и даже провинций не подвергались большим изменениям, чем на северо-востоке Малой Азии. Непосредственное имперское управление было введено здесь для областей царя Полемона, к которым принадлежали Зела, Неокесария, Трапезунд, в 63 г.; для Малой Армении соответствующая дата неизвестна; вероятно, здесь это произошло в начале правления Веспасиана.

Последним упоминаемым в источниках вассальным царем Малой Армении был потомок Ирода Аристобул {Тацит, Летопись, 13, 7, 14, 26; Иосиф. Ап1„, 20, 8, 4), который владел этой областью еще в 60 г.; в 75 г. область уже принадлежала Риму (С. I. Ь., III, 306); один из находившихся в Каппадокии со времен Веспасиана легионов, вероятно, с самого начала стоял в городе Малой Армении Сатале. Веспасиан объединил упомянутые области, равно как Галатию и Каппадокию, в одно большое наместничество. В конце правления Домициана Галатия и Каппадокия оказываются разделенными, а северо-восточные провинции присоединенными к Галатии. При Траяне весь округ сначала опять находится в одних руках, а позже (ЕрЬ. epigr., V, 1345) оказывается разделенным таким образом, что северо-восточный берег принадлежит к Каппадокии. Такое положение сохранилось и в дальнейшем, по крайней мере Трапезунд и, следовательно, также Малая Армения с этих пор всегда были подчинены этому наместнику. Таким образом, не считая короткого перерыва при Домициане, в обязанности легата Галатии никогда не входила оборона границы, и эта оборона, как и вытекало из всей обстановки, всегда была связана с командованием в Каппадокии и его легионами.

Чеканка городской монеты и постановка надписей зависят от таких разнообразных условий, что отсутствие или многочисленность тех и других не дает права попросту делать заключения относительно отсутствия или интенсивности определенной фазы цивилизации. Что касается специально Малой Азии, то надо принять во внимание, что она была обетованной землей муниципального тщеславия, так что большая часть наших памятников и монет появилась потому, что правительство римских императоров предоставило полную свободу всем проявлениям этого тщеславия.

«Распоряжение, — говорит сообщающий его юрист Модестин (Dig., 27, 1, 6, 3), — касается всех провинций, хотя оно направлено к жителям Азии». В самом деле, это распоряжение осуществимо только там, где имеются разряды городов, и юрист сопровождает его указанием, каким образом оно может быть применено к провинциям с иным устройством. То, что биограф Пия (гл. II) сообщает о дарованных этим императором риторам отличиях и жалованье, не имеет никакого отношения к этому распоряжению.