Павел Черносвитов - Загадки Древней Руси

Каким образом возможно после изнурительного четырехчасового боя за один вечер проскакать в полном вооружении пятьдесят километров в один конец, пятьдесят километров обратно и после этого приступить к объезду поля сражения и погребению убитых? Существует же элементарный предел человеческих и конских возможностей! Если бы преследование продолжалось сто верст, то «кони сынов русских» пали бы уже на тридцатой-сороковой версте, если не раньше.

Но может быть, у каждого русского воина было по заводному коню? Может быть. Может быть, они даже скакали на захваченных в лагере Мамая верблюдах, стреляя вслед убегавшим татарам из пистолетов. Но на ком проделали этот же путь татары? У них тоже были заводные кони, с которыми они не расставались даже в кровавой сече? Или Дмитрий Донской любезно дал им время пересесть на свежих лошадей? Правда, те же памятники Куликовского цикла свидетельствуют, что весь обоз Мамая был захвачен русскими, вместе с конями и верблюдами («И мнози вой его возрадовашася, яко обретающи корысть многу: погна бо с собою многа стада, кони и вельблуды, и волы, им же несть числа, и доспехы, и порты, и товар». — Симеоновская летопись, ПСРЛ, т. XVIII, с. 129» 131), а генерал Е. А. Разин определяет число заводных лошадей у русских в пять тысяч (см. выше). Но вот что говорит о способах и возможностях конной езды академик Б. А. Рыбаков, сделавший расчеты для почтовой гоньбы в Древней Руси: «Расстояние между двумя почтовыми станциями определялось семью-восемью часами быстрой езды всадника-гонца, сменявшего коней (основного и «поводного», когда он ехал «о дву конь») на следующей станции. В таких условиях гонец мог весь путь проделать рысью, делая по 10–11 км в час, что составит за день его путь в 7–8 часов движения 70–80 км» [Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества. М., 1982, с. 181].

Итак, 70–80 километров — это день конного пути «о дву конь». А воины Дмитрия Донского после четырехчасового боя проскакали 100 километров за один вечер! Может ли такое быть?

Отсюда вывод: либо преследование татар до Красивой Мечи длилось не один вечер, а, по крайней мере, сутки, либо поле боя на самом деле находилось километров на 40–50 южнее.

Сомнения у военных историков вызывают и приводимые в памятниках Куликовского цикла цифры потерь. «Этим преданиям верить нельзя, — считает генерал-лейтенант Н. С. Голицын. — Несомненно только то, что урон русского войска был громадный» [Голицын, с. 190]. Е. А. Разин так оценивает потери русских: с учетом умерших от ран — 25–30 тыс. чел, при этом из числа уцелевших (до 40 тыс. чел.) было немало раненых [Разин, с. 287–288]. Кстати, ганзейские купцы, бывшие в 1380 году в Новгороде, писали, что, по слухам, общие потери русских и татар составили 40 тысяч человек [Полевой, с. 565, прим. 130].

Иногда можно встретить утверждения (основанные на сообщениях памятников Куликовского цикла), что в Куликовской битве пало «12 князей и 483 боярина» [Каргалов В.В. Куликовская битва. М., 1980]. В Московской патриаршей библиотеке, в синодике под № 165 сказано: «Глашати вечную память: князю Федору Белозерскому, и сыну его Ивану, и Константину Ивановичу, убиенных от безбожного царя Мамая, вечная память! И в той же брани избиенным: Симеону Михайловичу, Микуле Васильевичу, Тимофею Васильевичу Волуеву, Андрею Ивановичу Серкизову, Михаилу Ивановичу и другому Михаилу Ивановичу, Льву Ивановичу, Симеону Мелику, и всей дружине их по благочестию скончавшихся за святыя Божие церкви и за всех православных христиан, вечная память!» [Афремов, с. 35–36, прим.]. Практически те же имена перечисляет Симеоновская летопись, которую считают одним из наиболее ранних свидетельств о Куликовской битве. О других павших на Куликовом поле русских военачальниках неизвестно. Если они и существовали, то, вероятно, они были не христианского вероисповедания, иначе их имена попали бы в синодики.

Любопытно вот еще что: если Мамай действительно был разгромлен, то как объяснить странные события, о которых упоминает Н. М. Карамзин со ссылкой на немецкого писателя конца XV в. Кранца: русские захватили после битвы на Куликовом поле много скота, но на обратном пути на них напали татары и литовцы, в результате чего большое количество скота было отнято и много русских воинов погибло? [Карамзин Н. М. История Государства Российского, т. V. СПб., 1817, с. 428, прим. 81.]

Подводя итог сказанному, можно констатировать, что ни одну из существующих реконструкций Куликовской битвы нельзя признать научной. Фактически авторы этих реконструкций попытались привязать сообщения памятников Куликовского цикла (а насколько они достоверны?) к реальной топографии «нечаевского» Куликова поля (а вы уверены, что битва произошла именно на нем?). В результате появилось столько явных несообразностей, что в нашей исторической литературе их попросту предпочли не обсуждать. Но вопросы, увы, остаются…

В памятниках Куликовского цикла содержится много географических названий, по которым, казалось бы, можно легко привязать описываемые события к какому-то определенному пункту.

Да если бы!

Обилие разночтений, плохое знакомство авторов летописных повестей с реальной местной топонимикой и, наконец, многочисленные повторяющиеся названия, относящиеся к совершенно различным местностям, приводят к тому, то надежные, казалось бы, топонимические ориентиры, «расплываются».

Вот, к примеру, река Непрядва. В разных источниках она именуется по-разному: Нспр, Непредна, Нсрова (в XVI веке так называли реку Нарову, вытекающую из Чудского озера и впадающую в Финский залив, см. «Книгу Большому Чертежу»), Непрятва, Непрява, Направда. Характерно, что абсолютно все известные списки «Задонщины» искажают название Непрядвы.

Неясна и указание «Задонщины» на то, что Непрядва лежит «между Доном и Нспром», «меж Дона и Непра» [ «Задонщина», реконструкция Л. А. Дмитриева на основе Ундольского списка — Поле Куликово. Сказания о битве на Дону. М., 1980, с. 27, 47]. Что хотел сказать автор, упоминая о «Непре» (Днепре?).

О «Непре» упоминает и «Сказание о Мамаевом побоище»: «Сужено место лежит межу Доном и Непром на поле Куликове на речке Непрядве» [ Куликово поле. Сказания о битве на Дону. М., 1980, с. 215]. А у Татищева [Татищев, с. 145] имеется весьма любопытная оговорка: «Князь же Дмитрий Иванович вседе на конь и созва все воеводы, нача вопрошати, что творити… Инии реша подвинутися и стати о Днепре, не перепускати в землю Резанскую». То есть Куликовская битва произошла на Днепре?

Кстати, сообщения летописей о том, что Куликовская битва произошла «на усть Непрядвы», возможно, не следует понимать буквально — ведь в степи с ориентирами плохо, а для москвичей, писавших о Куликовской битве, местная топография вообще была почти незнакома. Не исключено, что битва произошла близ устья Непрядвы, но не у самого устья.