Иван Оченков - Царь [СИ]

— Почему вы так говорите? — изумился бывший лисовчик.

— Потому что я взял с собой лишь кавалерию. Будь со мной моя пехота и пушки, Владислав с Ходкевичем никуда бы не ушли отсюда. А теперь нужно отступать, пока поляки не очухались и не поквитались.

— Что прикажете делать с пленными?

— И много их?

— Примерно пять сотен.

— Вот как? Я полагал их несколько больше.

— Слишком ожесточенно сопротивлялись, — пожал плечами Михальский, — стрельцы и драгуны так рассвирепели, что не стали брать пленных. Те немногие, что выжили, взяты рейтарами.

— Лучше бы и их вырубили, — пробурчал я, — чтобы не задерживали.

— Это недолго, — безучастно откликнулся тот.

— Да ладно тебе, и без того меня католики редкостным душегубом ославили. Раз уж захватили, погоним к себе. К тому же дел в стране невпроворот. Каналы рыть, шахты копать… пригодятся куда-нибудь.

— Угу, — согласился литвин, — трофеи тащить.

— И много трофеев? — оживился я.

— Одних пушек полтора десятка, но тяжелых только четыре.

— Ладно, пойдем посмотрим, что там за пушки, стоит ли связываться.

В захваченном лагере, между тем, царила суета. Ворвавшиеся ратники кинулись было делить трофеи, однако Пушкарев быстро пресек все эти поползновения и велел собирать добро и грузить его на уцелевшие возы. Драгуны сначала немного повозмущались, но повинуясь приказу Панина, притихли и включились в работу. Ну, тут, я думаю, Анисим с Федором договорятся. Потом на привале поделят по числу ратников, как не раз уже бывало. Рейтары, а точнее холопы служащих в рейтарах и кирасирах дворян, тем временем занимались разоблачением павших в бою шляхтичей, казаков и валахов. Немногих уцелевших согнали в кучу и позволили перевязать друг другу раны. Пленники тоже довольно ценная добыча. Люди знатные и богатые могут заплатить за себя выкуп, а всех прочих вполне можно похолопить. Обычаи войны, ничего тут не поделаешь.

Я как раз закончил осматривать трофейные пушки и пришел к выводу, что хоть и не бог весть что, а все равно в хозяйстве пригодится и велел прихватить их с собой. Проезжая мимо рейтар, я обратил внимание, как один из пленных, молодой шляхтич – почти мальчик пытается отстоять от экспроприации свою шапку. Однако пленивший его ратник, очевидно, решил, что хорошую лисью шапку может, чего доброго, забрать кто-нибудь другой, и недолго думая, схватившись за нее одной рукой, другой дал увесистую затрещину. Пленник, как видно, не ожидал такой подлости и упал, оставив свой головной убор в руках захватчика. Но каково же было удивление у всех присутствующих, когда он поднялся. По его плечам раскинулись две туго заплетенные косы цвета спелой пшеницы.

— Девка! — удивленно воскликнул рейтар, продолжая держать ее шапку в руках.

— Черт возьми! — вырвалось у едущего рядом со мной телохранителя.

— Что, узнал, — усмехнулся я.

— Нет, ваше величество, я никогда раньше не видел ее. Неужто это…

— Любезная панна Карнковская, — воскликнул я по-польски, подскакав ближе. — Могу я поинтересоваться, что вы здесь делаете?

— Вы?!! — отшатнулась девушка.

— Увы, прекрасная панна, уж не знаю, кого вы рассчитывали здесь увидеть, но это всего лишь я. Но вы не ответили на вопрос.

— Я здесь оказалась совершенно случайно, — помялась полячка. — Моя лошадь понесла перед самым боем.

Я внимательно посмотрел на свою давнюю знакомую. С момента последней встречи девушка сильно переменилась. Тогда она была еще совсем юной девчонкой, а теперь передо мной стояла… такая же девчонка, только чумазая от порохового дыма и, кажется, крови.

— Вы ранены?

— Нет, не думаю…

— Ну, то, что вы, милочка, не думаете, совершенно очевидно. Иначе бы не оказались в подобной ситуации.

— Меня освободят! — вспыхнула гордая полячка.

— Всенепременно! — хмыкнул я в ответ. — Но может, пока вас не освободили, вы отправитесь со мной?

Панна Агнешка на мгновение задумалась, но тут в разговор вступил пленивший ее рейтар.

— Не обижай, государь, своего верного холопа, — насуплено пробурчал он. — Моя добыча!

— Как зовут? — спросил я у него, нахмурившись.

— Савва Протасов, из жильцов. [49] Жилец – чин в московском государстве.

— И сколько же ты хочешь, Савва Протасов, за сию пленницу?

Молодой рейтар еще более насупился, потом вздохнул и набравшись смелости махнул рукой.

— Не продается девка!

— Чего так? — изумился я.

— Эй, Протасов! — гаркнул на парня подъехавший Вельяминов. — Ты говори, да не заговаривайся.

— Прости, господин полковник, и ты государь, не гневайся, — продолжал тот перечить. — Не хочу продавать!

— Эко его разобрало, — едва не засмеялся я, глядя на упорствующего рейтара. — Видать, оголодал.

Присутствующие дружно заржали над смущающимся молодым человеком, и лишь у Корнилия был такой вид, как будто он целится.

— Не смейся, надежа-государь, — выпалил покрасневший как рак рейтар. — Я, может, женюсь на ней!

Это неожиданное признание вызвало еще больший взрыв хохота у собравшихся вокруг, и только Михальский сохранял спокойствие.

— Родители-то твои живы еще? — поинтересовался я отсмеявшись.

— Батюшка в ополчении погиб, а матушка жива, слава Богу!

— Ну, вот если, матушка твоя благословит сей союз, то приходи, я перечить не стану. А сейчас, ей-богу, прекрасной панне лучше будет под моим покровительством. А теперь говори, сколько хочешь выкупа за нее?

— Коли так, государь, то не надо мне выкупа, — обреченно вздохнул парень, потом помялся и нахлобучил пленнице на голову только что отобранную у нее шапку. — Возьми, простынешь еще.

— Быть по сему! — решил я. — Панна Карнковска, позвольте представить вам моего телохранителя пана Михальского. С этой минуты он отвечает за вашу безопасность. Эй, болезные, подсадите боярышню в седло, у нас мало времени!

Девушка, похоже, была несколько напугана матримониальными планами взявшего ее в плен молодого человека и потому, не переча вскочила на подведенную ей кобылку. Я же, глядя на стоящего с потерянным видом парня, вдруг неожиданно для самого себя снял с головы свою шапку и протянул ему.

— Держи, заслужил!

То что Анисим Пушкарев – человек хозяйственный в Стремянном полку ведали все, а потому никто не удивился его приказу тащить из ляшского лагеря все, что только можно унести. Стрельцы, впрочем, ничуть не уступали в этом своему командиру, и споро покидав нажитое непосильным трудом имущество в захваченные возы, запрягли в них трофейных лошадей. Ездовых в импровизированный обоз назначили из числа легкораненых. Одним из таких был чернобородый Семен, едва не зарубленный венгерским пехотинцем в утреннем бою. Впрочем, от его алебарды он ловко увернулся и тут же ответным ударом раскроил своим бердышом череп противника. Обливающийся кровью мадьяр упал, а его убийца тут же запнулся об тело убитого и охромел. И вот теперь, он сидел на козлах и правил парой лошадок, периодически морщась от боли в поврежденной ноге.