Ханс ван Конингсбрюгге - История потерянной дружбы. Отношения Голландии со Швецией и Россией в 1714–1725 гг.

Случившееся с фрегатом несколько уменьшило готовность голландцев наниматься на русскую службу. 58 матросов, уже подписавших контракт, принесли полученный задаток назад {435} 435 Ibid. . Внимание Прейса сосредоточилось на двух фрегатах, построенных в Амстердаме. Швед обнаружил, что оба судна при необходимости пойдут в Петербург под флагами Пруссии, причем в качестве подставного судовладельца выступит некий прусский купец из Кёнигсберга {436} 436 Ibid. 10.06, 17.06.1721. . Пока Бранте и ван ден Бюрг хлопотали о снаряжении этих кораблей, у побережья Голландии неожиданно появились два русских фрегата. Пошли всевозможные слухи. По одним — русские будут проверять голландские суда и отнимать найденную контрабанду. По другим — они прибыли забрать те, что построены для них в Амстердаме. Все это оказалось неправдой: фрегаты просто направлялись в Средиземное море. Впрочем, русские не упустили случая сделать себе рекламу. Они бросили якорь в порту Хеллевутслёйс, близ Роттердама, и предоставили местному населению достаточно времени, чтобы фрегаты осмотреть. Впервые военные корабли России вошли в голландский порт {437} 437 Ibid. 01.07.1721. . И если кто-то из гаагских политиков еще сомневался в возросших силах далекой страны, то иллюзии развеялись. От дальнейших осложнений уберег Ништадтский мир.

Русско-шведский мирный договор положил конец Северной войне, которая длилась 21 год. Швеция лишилась своего господства в балтийском регионе. Карл XII пошел в свое время ва-банк — его держава проиграла. Утрата богатых прибалтийских провинций долго еще будет отзываться в шведской политике. На протяжении всего XVIII века в Стокгольме будут искать возможностей для реванша — безуспешно.

Отношения Швеции с голландцами в последние годы войны отмечены растущими противоречиями. Охлаждение началось в 1710 г. с бесчисленных случаев захвата и конфискации шведами голландских судов и грузов. Арест шведского агента фон Гёртца ухудшил взаимоотношения еще больше. Генеральные штаты, со своей стороны, прилагали слишком мало стараний для того, чтобы облегчить положение Швеции. Крупные поставки из Амстердама русскому царю вооружений и специалистов, продолжавшиеся в течение всей войны, были прямым нарушением условий голландско-шведского договора 1701 г. Так что, не находясь в состоянии войны друг с другом, оба государства нанесли одно другому немало вреда.

После гибели Карла XII (1718) появились, казалось, шансы на сближение. Однако беседы представителей обеих стран напоминали собой разговор глухих. Видя свое безнадежное положение, шведы повторяли, как заклинание, что Республика должна оказать им военную помощь, хотя было совершенно ясно, что после войны за испанское наследство голландцы не в силах вступить в новый вооруженный конфликт. Интересы же голландской торговли требовали не гладить против шерсти русского медведя. В Стокгольме это не всегда хорошо понимали. Там еще живы были представления столетней давности, эпохи, когда в установлении международного порядка на Балтике доминировали голландцы.

Но и в Гааге без конца твердили одно и то же. Мысль о том, что шведам следует прежде всего возместить ущерб за захваченные голландские суда и товары, была сама по себе справедлива. Правда, трудно было ожидать от почти разорившейся воюющей страны, что она сможет хоть что-либо заплатить, ведь и сама шведская военная машина ни в чем так срочно не нуждалась, как в деньгах. К тому же правящие круги Республики даже после возмещения ущерба не собирались предоставлять Швеции военную поддержку. Обсуждать возможный союз они были согласны, но лишь после текущей войны. Такое постное угощение шведскую элиту, как нетрудно понять, не соблазняло.

Позиция Республики имела под собой основания, но отличалась крайней негибкостью. Шведский дипломат Прейс, а за ним и высшие лица в Стокгольме с полным правом указывали на то, что голландцы не придерживались в Северной войне строгого нейтралитета. Русские могли беспрепятственно закупать в Амстердаме оружие, шведам же мало в чем шли навстречу. Нанятые шведским агентом купцом Бальгери в Голландии корабельные плотники не получили разрешения отплыть в Швецию, между тем как год за годом множество голландцев, особенно из Амстердама, поступив на русскую службу, отправлялись в Россию. Государственное устройство Республики Соединенных Нидерландов, в котором одним из ключевых принципов была самостоятельность городов, позволяло амстердамским властям проводить свой собственный курс. Верно, однако, также то, что гаагские верхи и не желали ставить палки в колеса амстердамскому магистрату, ограничиваясь предостережениями, что, если поставки оружия России будут обнаружены, это может привести к дипломатическим осложнениям со Швецией. В вопросе соблюдения нейтралитета в Северной войне правящие круги в Гааге постоянно оказывались слепы на один глаз.

В результате голландцы упустили в Швеции много шансов, тогда как конкуренты-англичане вовремя позаботились о том, чтобы их политическая и военная помощь Швеции обернулась торговыми привилегиями для их купцов. Вопрос только в том, могла ли Республика действовать иначе, чем она действовала. Вероятно, все же могла. Прейс, несомненно, был прав, говоря, что если Гаага не хочет поддерживать Стокгольм открыто, то есть и тайные пути. Скрытая помощь, которую амстердамцы оказывали Петру I, показывала, что такие пути действительно есть. Но здесь нужна была добрая воля Амстердама, так как лишь этот город располагал достаточными запасами военных материалов и финансовыми ресурсами. Амстердам же с самого начала войны встал на сторону России. Осознание того, что этот выбор, возможно, не самый удачный, постепенно росло, но не настолько, чтобы изменить политику Генеральных штатов. В этих условиях шведы, быть может, даже не желая того, полностью переориентировались на Лондон. Так возникла их зависимость от англичан, которой в Стокгольме охотно бы избежали. На исходе 1721 г. на политической сцене Швеции безраздельно господствовала Великобритания, главный соперник голландцев в торговле на Балтике.

Если отношениям Гааги со Стокгольмом гибель Карла XII в 1718 г. сулила улучшение, то в контактах с Петербургом едва ли можно было ждать потепления. Дело Якоба де Би оставило глубокие следы. Царь был в гневе, и его послу Куракину предстояло внушить это правителям Республики. В начале декабря 1718 г. князь Борис Иванович предпринял первые шаги в этом очень нелегком деле. Он должен был не только выразить голландцам оскорбленные чувства своего государя, но и потребовать удовлетворения {438} 438 Письмо Куракина Петру I, 09 (20).12.1718 (РГАДА. Ф. 50. Оп. 1. 1718 г. Д. 5). . Это последнее великий пенсионарий Хейнсиюс считал совершенно излишним. Ведь де Би от царского двора удалили, бумаги его отобрали, а сам он сидит в Гааге фактически без работы — чего же еще требовать? Судя по донесениям Куракина, его голландские собеседники, кроме того, заявили, что Генеральные штаты уже проявили уступчивость, не выразив протест против того, что у их представителя изъяли дипломатическую переписку. Иными словами, «Высокомочные» достаточно унижены. Царь, очевидно, и сам это понял — в январе 1719-го он повелел Куракину на том и остановиться {439} 439 Письмо Петра I Куракину, 02 (13).01.1719 (Там же). .