Ханс ван Конингсбрюгге - История потерянной дружбы. Отношения Голландии со Швецией и Россией в 1714–1725 гг.

Инцидент, однако, был еще далеко не исчерпан. С января в Гааге пошли разговоры о том, что именно де Би отправят в Стокгольм для переговоров о захваченных шведами голландских судах и грузах. Хейнсиюс обратился с просьбой предложить подходящего человека к амстердамцам, «ибо тот будет в Швеции заниматься прежде всего и главным образом делами их города и его жителей» {440} 440 De briefwisseling. Deel XIX, Heinsius aan Buys, 26.01.1719. . Великий пенсионарий хотел также избежать распрей по поводу наилучшего кандидата у себя в Гааге. Власти Амстердама высказались без обиняков: Якоб де Би в северных делах хорошо разбирается и государству служит с большим усердием. В постскриптуме к своему письму в Гаагу амстердамский пенсионарий Виллем Бёйс добавил, что магистрат его города обсудил случившееся с де Би в Петербурге и считает его невиновным, а ход всего дела был таков, что царю самому следует дать Республике удовлетворение {441} 441 De briefwisseling. Deel XIX, Buys aan Heinsius, 27.01.1719. . В Гааге против предложенной амстердамцами кандидатуры де Би не возражали {442} 442 De briefwisseling. Deel XIX, Heinsius aan Buys, 28.01.1719. .

Примечательна та определенность, с которой высказались власти Амстердама. На протяжении всей Северной войны город оказывал помощь России, но это не предотвратило бесчисленных конфликтов между обеими странами в сфере торговли. Взаимности не получилось, и теперь реакция амстердамцев показывала, насколько они разочаровались в связях с Россией. Первоочередным стало восстановление отношений со Швецией. К тому же мало кто еще находил нужным считаться с чувствами русской элиты. Назначение де Би ко двору злейшего врага России означало, что в Голландии высланного из Петербурга дипломата реабилитируют и награждают. Амстердам, а за ним и официальная Гаага ясно давали понять, что не позволят наступать им на ноги.

Князь Куракин, разумеется, доложил все это своему государю. Петр пришел в ярость. В его глазах де Би был враждебно настроенным и никчемным человечком, который в Швеции будет только распространять всякого рода злонамеренные слухи о российских властях {443} 443 Письмо Петра I Куракину, 20.02 (03.03).1719 (Uhlenbeck C.C. Verslag). . Естественно, Куракин подал в Гааге протест против нового назначения дипломата, которого удалили из России {444} 444 См. протест Куракина против назначения де Би, 01.04.1719 (РГАДА. Ф. 50. Оп. 1. 1718 г. Д. 19). . Гаагские политики с их многолетним опытом затягивания любого дела, дабы выиграть время, решили не спешить. Они переслали ноту Куракина в Стокгольм, попросив де Би на нее отреагировать. Тот страстно отстаивал свою невиновность, остерегаясь вместе с тем нападать на самого царя. Не Петра, а вице-канцлера Шафирова представил он злым гением, стоявшим за всем этим инцидентом в Петербурге. Нелепость, конечно, ведь в российской системе принятия решений трудно было даже вообразить себе, будто чиновник рискнет вызвать международно-дипломатический скандал без твердого одобрения высшего начальства. Но во всяком случае для Генеральных штатов после обмена обвинениями дело было закрыто.

Из-за вынужденного отъезда де Би из царской столицы Голландия осталась без дипломатического представителя в России. Надо было подыскать преемника. В конце января 1719 г. прозвучало имя Абрахама Коррона, который приходился шурином бургомистру города Лейден. «Личность сомнительная», — доложил в Петербург российский агент Йоханнюс ван ден Бюрг, ибо несколькими годами раньше Коррон потерял кучу денег на операциях страхования {445} 445 Письмо ван ден Бюрга Головкину, 27.01.1719 (РГАДА. Ф. 50. Оп. 1. 1719 г. Д. 11). . Одновременно в Амстердаме все чаще называли имя лейтенанта Виллема де Вилде, который и будет резидентом Генеральных штатов в России до самой своей смерти в 1729 г. Куракину де Вилде объявил, что претендует на этот пост, поскольку пользуется расположением царя. На самом же деле Петр был вовсе не в восторге от его кандидатуры и написал Куракину, что в Петербург следовало бы послать человека позначительнее и что он, Петр, отнюдь не поддерживает этого назначения {446} 446 Письмо Петра I Куракину, 26.01 (06.02).1719 (Uhlenbeck C.C. Verslag). .

Однако «Высокомочные» хотели де Вилде и никого другого. В июле 1719 г. самодержец уступил — Куракину было приказано уведомить голландцев, что де Вилде принять готовы. Хотя большими способностями новый резидент не отличается, рассуждал царь в письме к своему послу в Гаагу от 28 июля, но все же не будет «таким преступником и бездельником, как де Би, который ничего, кроме дурного, не писал и одну лишь ненависть и рознь пытался вызвать между нами и [Генеральными] штатами» {447} 447 Письмо Петра I Куракину, 28.07 (08.08).1719 (Uhlenbeck C.C. Verslag). Текст цитируется в обратном переводе с нидерландского языка. . Впрочем, дело затянется, и в Петербург Виллем де Вилде прибудет только 21 июля 1720-го {448} 448 NA. Liassen Moskovië 7368, Willem de Wilde aan Staten-Generaal, 22.07.1720. .

За всем этим — как и в отношениях со Швецией — стояла проблема свободы голландской торговли на Балтике. Еще в начале 1718 г. Куракин напрямик заявил великому пенсионарию Хейнсиюсу, что возможное торговое соглашение между Республикой и Швецией должно распространяться на порты, захваченные у шведов русскими. Шведам надлежит гарантировать свободное плавание голландских торговых судов и в такие порты, как Ревель и Рига. Хейнсиюс, секретарь Генеральных штатов Фагел и иные высокопоставленные лица в Гааге с этим согласились. Лишь пенсионарий Амстердама Бёйс возразил, указав на то, что у Республики с Россией союза нет, а со Швецией есть. Аргумент был явно притянутым за уши (голландско-шведский договор 1700 г. давно утратил силу), но русского посла он глубоко возмутил. Бёйс, вероятно, имел в виду, что трудно будет убедить шведский двор примириться с тем, чему он годами противился, а именно со свободным плаванием торговых судов в потерянные шведами портовые города. Куракин же, со своей стороны, пригрозил, что, если в договор Гааги со Стокгольмом не включат порты, захваченные у шведов русскими, Его Царское Величество будет вынужден приказать своему флоту задерживать идущие в Швецию голландские торговые суда {449} 449 Письмо Куракина Петру I, 17 (28).01.1719 (РГАДА. Ф. 50. Оп. 1. 1718 г. Д. 4). . И в течение всего 1718 г. эта позиция России заметных изменений не претерпела.

Понятно, что Куракин пристально следил за переговорами, которые вели в Стокгольме резидент Рюмпф и де Би. К концу мая 1719 г. им удалось добиться от шведского правительства согласия на то, чтобы голландские купцы могли свободно действовать во всем балтийском регионе. Теперь предстояло получить такие же гарантии от российских властей. Трудность заключалась в том, что в Петербурге у Республики в тот момент не было представителя, а в Гааге князь Куракин, который фактически руководил всей русской дипломатией в Западной Европе, часто отсутствовал. Это сильно осложняло дипломатические контакты между двумя странами. Так, в середине июня 1719 г., когда Амстердам охватила паника при известии о том, что в Ревеле русские приковали цепью к пристани около 40 голландских кораблей {450} 450 Письмо ван ден Бюрга Головкину и Шафирову, 23.06.1719 (РГАДА. Ф. 50. Оп. 1. 1719 г. Д. 11); RSDH 357. Preis till Ulrika Eleonora, 24.06.1719. , представители амстердамского купечества отправились в Гаагу подавать русскому послу протест, Куракин же не придал их демаршу особого значения и даже уехал на один из немецких курортов, чтобы избежать официальных объяснений с великим пенсионарием.