Виктор Цыгульский - Диалектика истории человечества. Том 2

Однако было бы большой ошибкой представлять себе эту историю развития мозга, состоящую в надстраивании все новых и новых этажей центральной нервной системы, в виде действительно механического надстраивания, оставляющего в неизменном виде низшие, более древние инстанции. Мы сейчас увидим, что те самые двойственные зависимости (связь и разрыв) между последовательными ступенями в развитии поведения, которые мы описали выше, - существуют и как основные зависимости между различными этажами в построении мозга.

Эти основные законы, как их формулирует Э. Кречмер, могут быть сведены к четырем основным положениям.

Первая закономерность состоит в сохранении в виде отдельных ступеней низших центров. Низшие, более старые в истории развития центры и соответствующие им дуги действия не просто отходят в сторону с постепенным образованием высших центров, но они работают, далее, в общем, союзе как подчиненная инстанция под управлением высших, в истории развития более молодых, так что при нервной неповрежденной системе обычно их нельзя определить отдельно.

Но вторая закономерность, которую мы можем обозначить, как переход функций вверх, состоит в том, что эти подчиненные центры не удерживают своего первоначального в истории развития типа функционирования полностью, но они передают существенную часть своих прежних функций вверх новым, над ними надстраивающимся центрам. Мы знаем, что спинальная лягушка, лишенная головного мозга, может выполнять еще очень сложные и целесообразные действия, например рефлекс потирания. Часть таких древних функций у человека уже совершенно перешла на головной мозг, специально на кору большого мозга, и при перерыве соединения не может более осуществляться спинным мозгом, который у человека, как изолированное действенное тело, функционирует только примитивно и фрагментарно.

Мы видим, что древняя примитивная функция начинает действовать в составе более сложных новых систем и поэтому лишается своей самостоятельности. Вот почему возникает парадоксальное явление, неоднократно изумлявшее исследователей. Низшие этажи мозга оказываются у человека гораздо менее дееспособными, чем у животных. Спинной мозг лягушки действует лучше, чем человеческий спинной мозг, именно в силу того, что человеческий спинной мозг действует в составе нового целого и лишился в процессе развития своих прежних функций. Вот почему человек без головного мозга гораздо менее дееспособен, чем собака или лягушка без такого мозга. Эдингер описал интересного ребенка без мозга, который прожил 33/4 года. Его жизненные проявления ограничивались простыми рефлексами.

С историей развития мозга связано и другое парадоксальное явление, заключающееся в том, что человеческий ребенок родится на свет гораздо более беспомощным и менее зрелым, чем детеныш низших животных.

Цыпленок, как только вылупливается из яйца, сейчас же обнаруживает способность ходить и клевать зерно. Щенок гораздо быстрее проходит путь овладения своими функциями, и только человеческий ребенок в продолжение целого года оказывается совершенно беспомощным в смысле простейших двигательных функций (ходьба, стояние, передвижение). Это опять-таки связано с тем, что низшие мозговые центры у человека утеряли свою самостоятельность, которую они сохраняют еще у животных. Трудно найти более яркое доказательство того качественного изменения функций низших этажей при надстраивании высших, о котором мы говорим все время.

Мы видим, таким образом, что подобно тому, как инстинкт изменяется и продолжает в измененном виде существовать внутри рефлекса, действуя в этом новом целом по другим законам, нежели его собственные законы; подобно тому, как условный рефлекс продолжает существовать в интеллектуальной операции, подчиняясь ее общим законам, — подобно этому всякий низший центр не отходит просто в сторону с возникновением высшего, но продолжает существовать внутри него, лишившись части своих функций, приобретя новые, т. е. перестроившись сообразно построению того целого, в которое он теперь входит составной частью.

Третья важнейшая закономерность, позволяющая нам проверить две прежние, заключается в эмансипации низших центров в специальных условиях, состоящей в том, что если высшие центры функционально слабы или отделены от подчиненных центров, например, благодаря шоку, заболеванию, повреждению, то общая функция нервного аппарата не просто прекращается, но подчиненная инстанция становится самостоятельной и показывает нам элементы своего древнего типа функционирования, которые остались у нее.

Мы видим это как в отношении рефлексов примитивного рода, возникающих у человека при поражении высших центров, так и в таких заболеваниях, как истерия и шизофрения, когда при нарушении высших психических функций часто появляются на поверхности низшие с точки зрения истории развития психомоторные способы функционирования, принимающие на себя руководство, способы, которые мы обозначаем как гипобулические механизмы, как нижний слой высших процессов, говорит Э. Кречмер. Этот общий нейробиологический закон по отношению к учению об истерии был сформулирован Э. Кречмером в следующем виде: «Если внутри психомоторной сферы действие высших инстанций становится слабым функционально, то делается самостоятельной ближайшая низшая инстанция со своими собственными примитивными законами».

Наконец, четвертой и последней закономерностью, которая с точки зрения развития мозга соответствует истории развития поведения, является самостоятельность высших мозговых синтезов.

Этот закон заключается в том, что всякая возникающая в истории родового или индивидуального развития новая сложная форма, в состав которой входит множество более простых форм, обнаруживает самостоятельный синтез, обладающий своими особенностями, закономерностями движения, построения и действия, своей особой судьбой.

«Этот закон, — говорит Кречмер, — одинаково приложим как к самым низшим формам объединения отдельных нервных функций, так и к самым высшим, примером которых может служить понятие. Всегда мы наталкиваемся на тот же самый принцип: из несвязной серии физиологических частностей создается нечто оформленное («звуковой образ слова», «предмет» или в психомоторной области — формула движения), что так же хорошо означает акт соединения сопринадлежащих друг к другу элементов, как акт разделения несопринадлежащих. Это сведение в порядок имеющих место в физиологии мозга отдельных актов в формулообразные, соединенные с сознанием значения связи единства мы называем форменной функцией. Она есть базис, на котором строятся все более высокие психические функции». Это новое целое «представляет собой более чем сумму элементов, из которых оно возникло. Оно психологически в основе нечто новое, совершенно самостоятельное психическое образование, твердое единство, которое в переживании далее совершенно несводимо. Этот закон самостоятельности более высоких синтезов есть основной нейробиологический закон, который может быть прослежен от простейших рефлекторных процессов до образования абстрактов в мышлении и языке».