Виктор Цыгульский - Диалектика истории человечества. Том 2

Идеализм с самого начала вырывает пропасть между объектом и субъектом, потому что рассматривает последний как чуждый первому или же отождествляет их, что равносильно упразднению проблемы познания как таковой (здесь гносеология отождествляется с онтологией). Метафизический материализм, стоящий на почве единства субъекта-объекта, тем самым допускает возможность познания, но так как он рассматривает субъект с точки зрения отвлеченной чувственности, а не конкретной социальности, и так как он понимает объект в форме абстрактного бытия, а не становящейся природы, то не может придти к удовлетворительному результату. Старый материализм прав, когда учит, что, онтологически, объект существует до субъекта, но он упускает из виду, что, гносеологически, объект и субъект соотносительны друг другу и что нет познания вне действенности субъекта. С точки зрения гносеологии объектом является все, что лежит вне „Я", для техники объектом является природа. Следовательно, понятие объекта в философии как бы шире понятия объекта в технике. Но для нас важно в этом случае, что природа выступает объектом и для гносеологии и для техники. Притом, как мы уже видели, последняя проникает в объект всегда, тогда как гносеология его нередко теряет.

Техническая деятельность человека чрезвычайно эффективна. Человек наново творит природу. „Во время процесса труда, труд постоянно переходит из формы деятельности в форму бытия, из формы движения в форму вещи". 1Человек самым радикальным образом изменяет форму объекта: „уголь, которым отапливается машина, исчезает бесследно, равно как и масло, которым смазывается ось колеса, и т. д. Краски и другие вспомогательные материалы исчезают, но появляются в свойствах продуктов. Сырой материал образует субстанцию продукта, но изменяет свою форму". 2Это относится ко всякой обработке вещества, но особенно к химической — здесь человек чрезвычайно сильно внедряется в природу, подвергая вещество „глубокой обработке". Достаточно привести в пример каменный уголь, на который современная техника перестала смотреть лишь как на источник топлива; теперь известно, что каменный уголь является исходным материалом для самой сложной фабрикации: перегонка угля, красочная промышленность, фармацевтическая промышленность и т. д.

В полном согласии с действительной историей техники философия Маркса усматривает в орудиях труда фактор изменения не только природы, но и самого человека, ибо, „воздействуя на природу, человек изменяет свою собственную природу". Далее, так как технический процесс общественно-обусловлен, то люди могут пользоваться в ту или иную эпоху лишь известными орудиями и притом определенным образом, потому что, как говорит Маркс, „люди не свободны в выборе своих производительных сил".

Ничто так не подтверждает правильности тезиса Маркса о значении практики, как техника, т. е. подчинение природы человеку в результате его активной деятельности. Философы бесконечно спорили о возможности познания, а человечество, как показал Маркс, практически давно разрешило этот вопрос своей неустанной борьбой с природой. К тому же, в этом факте борьбы нет ничего противоестественного и таинственного, как это представляется некоторым буржуазным мыслителям. Сама природа дает человеку средства для овладения ею. „Предмет, данный самой природой, — говорит Маркс, — становится органом его деятельности, органом, который он присоединяет к органам своего тела, удлиняя таким образом, вопреки библии, естественные размеры последнего". Человек противостоит природе как часть природы, и в этом вопреки Шпенглеру нет никакого трагизма. По его словам: „Трагедия человека начинается, так как природа сильнее. Человек остается зависимым от нее; она вопреки всему также охватывает его самого — свое творение... Борьба против природы безнадежна, и тем не менее она будет доведена до конца".

Шпенглер, разумеется, находит, что конец будет печален для человечества. Нетрудно увидеть, что Шпенглер совершенно ненаучно трактует данную проблему, он не понимает, что человек есть та же природа, обращенная против самой себя. В том то и дело, что природа порождает человека с непреложностью естественных законов, действующих в ней, и тем самым противопоставляет его себе независимо от воли человека: последний может существовать, лишь борясь с природой.

Таким образом, природа порождает своего собственного „врага". Энгельс очень хорошо сказал об этом в „Диалектике природы": „мы все же уверены, что материя во всех своих превращениях остается вечно одной и той же и что ни один из ее атрибутов не может погибнуть и что, поэтому, с той же самой железной необходимостью, с какой она некогда истребит на земле свой высший цвет — мыслящий дух, она должна будет его снова породить где-нибудь в другом месте и в другое время". Но, порождая человека, природа тем самым вооружает его против самой себя.

Не прав Шпенглер и тогда, когда говорит о безнадежности борьбы с природой. Это абсолютно не соответствует реальному ходу техники, особенно в последние полтораста лет. Нетрудно увидеть, что пессимизм Шпенглера вытекает из обреченности капитализма, идеологом которого он является, точно так же, как оптимизм Энгельса обусловлен неизбежной победой коммунизма, провозвестником которого он был.

. Итак, в орудиях труда и их общественном употреблении дается разрешение не только материальных задач, но и сугубо теоретических проблем. Орудия техники входят в самый процесс познавательной деятельности человека. Казалось бы, против этого невозможно возразить, если желать держаться, хотя бы поблизости, науки, но философия техники умудряется идеалистически истолковать сущность орудия и тем самым устранить научную основу союза техники с гносеологией. Очень ярким примером ложного истолкования познавательной роли орудия является теория проекции Каппа. Прежде чем пойти вперед, необходимо остановить свое внимание на этом мыслителе. Это тем более нужно сделать, что некоторые авторы сближают теорию Маркса с учением Каппа.

Теория Каппа сама по себе представляет значительный интерес и ее невозможно обойти при рассмотрении настоящей проблемы. Капп безусловно прав, когда рассматривает работу как специфически-общественное явление. Он говорит так: „Всякая работа есть деятельность, но только сознательная деятельность есть работа. Ни одно животное не работает. Во множестве так называемых «животных обществ» пчел и. муравьев встречается лишь разделение по прилежанию. Разделение труда, сознательная потребность в работе есть то, что образует историческое государство и является уже историей". Но работа совершается посредством орудий. Что же такое — орудие? На этот вопрос Капп дает неправильный ответ: „В соответствии со сказанным, — говорит он, — мы различаем таким образом в орудии внешнюю цель и внутреннюю идею; та наличествует в сознании, эта выражается бессознательно. Там господствует намерение, здесь — инстинктивное делание. Но обе стороны встречаются и объединяются в целесообразности. С помощью членов организма, привлекаемых для этой цели, совершается измерение..." 8Капп ошибочно различает в орудии внешнюю цель и внутреннюю идею. Этот дуализм маскирует настоящую природу орудия, которое может быть только „внешним", ибо оно направлено человеком на природу. Орудие труда можно назвать „проводником" воздействия человека на природу, так как оно как бы находится между ними. Но понятие „бессознательного" здесь не при чем. Наоборот, в создании орудий сознание играет громадную роль; сам же Капп называет работу сознательной деятельностью. Притом роль сознания становится тем большей, чем более усложняются орудия. А эпоха машинной техники характеризуется внедрением естествознания в технику. Разумеется, некоторый элемент догадки, предчувствия и т. д. имеет место в процессе создания орудий, но все это скорее относится к психологии технического творчества, нежели к теории техники (ее происхождению и сущности). Отправляясь от ложных принципов, Капп приходит к учению об „органической проекции", которую он объявляет универсальным законом. Последнему подчинены: инструмент ремесленника, научные приборы ,даже воздушные волны.