Марина Могильнер - Новая имперская история Северной Евразии. Часть I

С ходу взять Москву не удалось, царь Дмитрий Иоаннович так и не появился, и в коалиции разразился «политический кризис»: не имея реального общего кандидата стало невозможным сохранять единство ввиду существующего конфликта интересов. Помимо отсутствия институтов (вроде парламента), позволявших согласовывать групповые (сословные) интересы, сказывалась и традиционная неразвитость в Московии светской публичной сферы. Не было разработанного политического языка и устойчивых концепций, которые позволяли бы обсуждать политическую ситуацию в принципе, формулировать групповые требования, а потом искать «межпартийный» компромисс. Для воплощения этих идей и выработки некоего компромисса требовалась конкретная личность лидера, пусть и наделенная совершенно условным статусом, но лидера не было. В середине ноября 1606 г. коалиция распалась: большая часть служилых людей ушла от Болотникова и за неимением другого вождя присоединились к царю Василию Шуйскому. Но еще почти год правительственные войска не могли справиться с остатками армии Болотникова, теперь представлявшей радикальную крестьянско-казацкую оппозицию «служивому народу».

В феврале 1607 г. царь Василий Шуйский созвал очередной земский собор, чтобы попытаться решить проблему Лжедмитрия раз и навсегда: собор освободил население от присяги царю Дмитрию Иоанновичу как самозванцу и простил нарушение клятвы верности наследникам Бориса Годунова. Это помогло бы восстановить политическую стабильность, если бы проблема заключалась в легковерности населения и слепом подчинении присяге. Но дело было в самом раздроблении «единовластия» вслед за расколом внутри «служивого народа» и в отсутствии единого «кандидата» (а значит, и единой «программы»), способного примирить и устроить всех.

Летом 1607 г. в украинском пограничном городке Стародубе объявился Лжедмитрий II: он вовсе не походил внешне на первого Лжедмитрия, не имел его начитанности и манер, возможно, он не был и московским дворянином. Существует версия, что он был крещеным евреем из беларуского Шклова на территории ВКЛ. Это не помешало местным служилым людям начать присягать новому «самовыдвиженцу». В Стародубе появилась своя боярская дума, начала собираться армия из остатков войск Болотникова и добровольцев с южных окраин царства. В начале сентября 1607 г. войско Лжедмитрия II отправилось на помощь Болотникову, осажденному царскими силами в Туле, но не успело до окончательного разгрома. Перезимовав в Орле — крепости, основанной в 1566 г. по приказу Ивана IV для охраны южных границ, — армия Лжедмитрия II двинулась на Москву. Разбив войска царя Василия Шуйского, силы Лжедмитрия II в июне 1608 г. появились под Москвой. Город не сумели захватить, и тогда в подмосковном Тушино был разбит лагерь, ставший фактически параллельной столицей: там был выстроен царский терем, где Лжедмитрий II принимал иностранных послов и своих подданных; действовала своя боярская дума; чеканилась своя более полновесная монета; сюда был привезен Федор Романов (постриженный в монахи Годуновым и произведенный в митрополиты Ростовские царем Дмитрием Ивановичем) и был объявлен патриархом. Лжедмитрию II присягнули города северо-востока (от Калуги и Костромы до Великих Лук и Пскова), а запад (Смоленск) и обширный Казанский край ориентировались на Москву. Это четкое географическое размежевание по политическому признаку, тем не менее, нельзя считать территориальным расколом страны: обе альтернативные столицы находились в 17 км друг от друга, фактически в одной точке (насколько возможно совместить два пространственных объекта в одном месте). Лжедмитрий II не объявлял ни Орел, ни Псков столицей и воспроизвел в своем лагере полностью административную и социальную структуру Московского царства.

Отличительной чертой движения Лжедмитрия II была преимущественная опора на вооруженную силу выходцев из Речи Посполитой и казаков. Первый Лжедмитрий начал свой поход на Москву также при поддержке польско-литовских наемников и шляхтичей, но большая их часть бросила его за сотни километров от Москвы, и своему политическому и военному успеху он был обязан «служивому народу» Московского царства. Считается, что осенью 1607 г. в армии Лжедмитрия II было 12 тысяч добровольцев из Речи Посполитой, восемь тысяч запорожских казаков и лишь две тысячи (меньше 10% от всего войска) жителей Московского царства. После этого численность «поляков» и казаков продолжала расти: к войску Лжедмитрия II присоединялись видные шляхтичи и магнаты, принявшие участие в Сандомирском рокоше (вооруженной оппозиции польскому королю Сигизмунду III) и объявленные вне закона на родине, каждый с сотнями сторонников. Весной 1608 г. атаман Иван Заруцкий привел около 5000 донских казаков, в августе 1608 г. знатный шляхтич Ян Сапега присоединился в Лжедмитрию II во главе 1720 бойцов. В декабре 1608 г. реальная власть в Тушино перешла к совету из десяти выборных представителей польско-литовских отрядов.

Но и правительство Василия Шуйского вынуждено было прибегнуть к иностранной помощи. Летом 1608 г. был заключен договор с королем Сигизмундом III, по которому король должен был отозвать всех подданных короны из лагеря Лжедмитрия II. Когда стало ясно, что договор не дал результата — у короля не было такой власти над шляхтичами, которые к тому же не желали возвращаться, московское правительство пошло на радикальный шаг. Десятого августа 1608 г. Василий Шуйский отправил шведскому королю Карлу IX письмо с просьбой о предоставлении военной помощи. В феврале 1609 г. в Выборге был подписан договор, по которому Швеции передавалась крепость Корела «с уездом», а в обмен шведский король направлял в Москву 15.000 наемников, платить которым обязывалось московское правительство.

Это очень важное обстоятельство, как и вообще начавшаяся «интернационализация» открытого политического процесса в Московском царстве. И на стороне Лжедмитрия II, и на стороне Василия Шуйского сражались частные армии выходцев из соседних стран, потому что, за важным исключением казаков, в самом Московском царстве воевать оказалось мало желающих. Весной 1609 г. царский воевода князь Михаил Скопин-Шуйский смог собрать в Новгородской земле лишь пятитысячное войско, к которому присоединил 15-тысячный экспедиционный корпус шведских наемников. Очевидно, что у московского правительства оставались ресурсы для оплаты солдат, но своих солдат уже почти не оставалось. Служилое дворянство — основной контингент московского профессионального поместного войска — не просто раскололось, поддерживая разных кандидатов на царство. Оно стало стремительно терять статус, сословное самосознание и мотивацию, поскольку при отсутствии формальных государственных институтов становилось «служивым народом»-гражданином только на службе единовластному и бесспорному правителю. В ситуации «смуты» дворянство утрачивало смысл службы и саму экономическую возможность служить, коль скоро не могло представлять собой абсолютную «государеву власть», заставлявшую в том числе крестьян работать на помещиков. Крестьяне разбегались или сами вступали в армии самозванцев, и ни московское, ни тушинское правительство не могло этому помешать. К Лжедмитрию II в лагерь явились в общей сложности чуть ли не десять самозваных «родственников», явно представлявших крестьян — известны «царевичи» того времени — Август, Лаврентий, Мартын, Клементий, Семен, Савелий, Василий, Ерошка, Гаврилка, — занимавшиеся грабежами богатых землевладельцев. Грабить можно было, не объявляя себя «царем» и, тем более, не пытаясь получить признание главного самозванца, так что паломничество второстепенных самозванцев к Лжедмитрию II являлось политическим жестом (политической риторикой эти люди не владели). Очевидно, поле конкурентной политики расширилось настолько, что включало уже «самовыдвиженцев» от казаков и крестьян, а вот основной «политический класс» служилых людей начал интенсивно размываться, замещаясь «несистемными» элементами — иноземцами и простолюдинами.