Марина Могильнер - Новая имперская история Северной Евразии. Часть I

Слухи о самозванстве царя стали муссироваться на разных уровнях. Зимой 1605 г. в тайном послании польскому королю Сигизмунду III бояре жаловались на то, что он поддерживает самозванца на московском троне. Одновременно в Москве схватили монаха Чудовского монастыря, который публично признавал царя Дмитрия Иоанновича беглым чудовским монахом Григорием (Юрием) Отрепьевым. В начале весны 1606 г. терские казаки, размышлявшие, куда отправиться за добычей — на Каспий, с дальнейшим поступлением на персидскую службу, или на Волгу, выбрали второй вариант. А чтобы защититься от преследования властей, решили объявить молодого казака Илейку Коровина царевичем Петром Федоровичем — никогда не существовавшим внуком Ивана Грозного, «племянником» Дмитрия Иоанновича. Узнав про «племянника», царь не объявил его самозванцем публично и не отдал тайный приказ разгромить ватагу казаков. Вместо этого он отправил гонца с грамотой, приглашавшей «Петра Федоровича» в Москву, с условием, что он должен либо доказать свое царское достоинство, либо «удалиться прочь». Эта история свидетельствует о том, что к началу 1606 г. само понятие «самозванец» потеряло смысл как очевидно компрометирующее. Все знали, что никакого Петра Федоровича не могло быть в природе, но проблема заключалась не только в том, что объявить казака Илейку самозванцем у ставшего царем Лжедмитрия не поворачивался язык. Само по себе разоблачение уже ничего не меняло, потому что проблема была не в «вере» в самозванца, а в реальной поддержке, на которую он мог рассчитывать. В начале XVII в. в Московском царстве, вслед за обособлением феномена власти и отделением права на верховную власть от традиционной правящей династии, фактически появилась сфера примитивной публичной соревновательной политики. Не существовало институциональной основы этой политики, развитых процедур и политического языка, способного выразить идею соревнования кандидатов на должность во власти, а само соревнование и понимание возможности выдвижения новых кандидатов было. Просто «самовыдвиженцы» должны были выступать в качестве достаточно условных «самозванцев», в чью историю верили именно те, кто поддерживал данного «кандидата», и ровно настолько, насколько он их устраивал. «Единовластие», основанное на единодушной поддержке «служивого народа», уступило место неустойчивой власти кандидата большинства, с перспективой дальнейшей фрагментации пространства власти.

Двадцать четвертого апреля 1606 г. в Москву прибыла царская невеста Марина Мнишек с отцом Ежи Мнишеком, давним сторонником Лжедмитрия, а с ними около двух тысяч знатных шляхтичей и князей Речи Посполитой в сопровождении многочисленных слуг и войска. Царь Дмитрий Иоаннович получил долгожданное военное подкрепление, дающее ему военный перевес над возможными оппонентами, но резко проиграл в массовой поддержке. Огромное скопление вооруженных людей в Москве вызывало постоянные конфликты, и то, что эти люди были иноземцами, создавало от этих конфликтов общее впечатление нарастающего противостояния с чужаками. Бесконечная череда пиров и празднований создавала атмосферу пьяного угара. Шестого мая прошло венчание царя и Марины Мнишек, 8 мая она была коронована царицей, 9 мая начался многодневный свадебный пир. Сообщалось, что многочисленные иноземцы творили массовые бесчинства на улицах и врывались в дома москвичей. Вероятно, русские участники пиров не отставали от приезжих, но иностранцы были заметнее и своим поведением шокировали и оскорбляли местных жителей куда сильнее. Четырнадцатого мая боярин Василий Шуйский собрал совещание верных сторонников, на котором разработал план погрома, в частности, были отмечены дома, в которых остановились знатные иноземцы, вероятно, тогда же был спланирован и дворцовый переворот. Военную поддержку заговорщикам оказал отряд недовольных служилых людей из Новгорода и Пскова, которые не желали отправляться в готовящийся военный поход на юг.

На рассвете 17 мая начался подготовленный мятеж: были убиты более пятисот знатных приезжих из Речи Посполитой, а общие жертвы среди иноземцев превышали тысячу человек. Заговорщики во главе с Шуйским окружили царский дворец и убили царя. Массовое восстание, вызванное раздражением против «бесчинств поляков», было использовано для придания видимости поддержки дворцового переворота. Но даже если, как считается, многие москвичи не желали смерти Лжедмитрия, в решающий момент вокруг него не нашлось достаточно сторонников, способных защитить его от заговорщиков.

Спустя всего два дня был созван срочный сход (официально объявленный земским собором), на котором царем провозгласили Василия Шуйского. Род Шуйских, идущий от суздальских князей, был вторым по старшинству среди московских Рюриковичей, и в середине XVI в. представитель этого рода был бы самым законным претендентом на престол в случае пресечения московской княжеской династии. Но в начале XVII в. это уже имело мало значения. Опираясь, по классификации Макиавелли, на «знать», а не «народ» (в отличие от своих предшественников), Василий Шуйский имел очень слабую поддержку, а значит, и власть. При вступлении на престол, Шуйский принес специальную присягу, поклявшись не принимать важных решений без общего одобрения боярской думы. О нем говорили, что бояре играют им, как ребенком. Между тем уже через неделю после убийства Лжедмитрия распространились слухи, что в суматохе мятежа царь Дмитрий Иванович чудесным образом спасся — опять! — и появился самозванец, претендующий на имя первого самозванца…

Удивительнее всего то, что нарастающая политическая фрагментация не сопровождалась распадом страны, отпадением окраин. Все новые «самозванцы»-«самовыдвиженцы» появлялись на южных окраинах, в основном на недавно заново колонизованных черноземных землях «дикого поля» (в Слободской Украине, в верховьях Дона, на Черниговщине, в Рязанской земле), и, собрав войско из местных служилых людей, казаков и крестьян, устремлялись в Москву. Это свидетельствует о том, что противостояние Смутного времени разыгрывалось в рамках всего политического пространства Московского царства с центром в столице и было вполне «системной» формой политического процесса, направленного на поддержание этого пространства, а не на его дробление и разрыв.

Летом 1606 г. в Путивле, где полутора годами ранее отсиживался Лжедмитрий во время похода на Москву, развернулось движение за возвращение на трон будто бы спасшегося царя Дмитрия Иоанновича. На этом этапе политического процесса не потребовалось даже личное присутствие самозванца: восставшие соглашались считать, что царь скрывается на территории Речи Посполитой, но вернется, когда столица вновь присягнет ему. Организаторами движения выступили воевода Путивля князь Григорий Шаховский и воевода Чернигова князь Андрей Телятевский. Шаховский был сподвижником Лжедмитрия, за что был сослан в Путивль из Москвы новым царем Василием IV Шуйским, а Телятевский, верный слуга Бориса Годунова, был возмущен, что, придя к власти, Василий Шуйский обвинил Годунова в убийстве царевича Дмитрия. Во главе войска «оппозиции» царю Шуйскому встал бывший боевой холоп князя Телятевского Иван Болотников, который называл себя «большим воеводой Дмитрия Иоанновича». Войско Болотникова представляло собой коалицию четко различающихся социальных групп и политических сил: там были казаки во главе с уже упоминавшимся Илейкой — «царевичем Петром Федоровичем»; стрельцы под предводительством мелкого тульского дворянина Истомы Пашкова; дворяне под началом рязанского «сына боярского» Прокопия Ляпунова; холопы и крестьяне, ориентировавшиеся на самого Болотникова. Удивительно, что эта коалиция, включавшая практически все социальные слои Московского царства, продержалась почти полгода. Войско Болотникова разбило царские армии и осадило Москву.