Мирза Салимбек - Тарих-и Салими [Источник по истории Бухарского эмирата]

18 числа, месяца хамаль, 1336 г. х., года лошади, мы попрощались со своими детьми и семьями и сказали им свое завещание, потому что посланцев, прибывших от /193/ большевиков, мы убили в высочайшем Арке. Жители Бухары ожидали, что подобная участь постигнет и нас. Некоторые доброжелатели даже изъявили нам свое сочувствие.

Короче говоря, мы с Карванбаши и переводчиком Мир-Баба мирахуром выехали на станцию Каган. Оттуда, забрали с собой прибежище власти Махди Ходжа-бия, Хайдар ходжу и упомянутого Введенского и, сев в коляску, по известной дороге приехали в селение Куюк-Мазар. Здесь мы позавтракали, попасли лошадей и, посовещавшись между собой, [пришли к заключению]: сначала мы поедем на станцию Кызыл-типпа. Если застанем поезд, то оставим там свои арбы и поездом поедем в Кермине. Наши лошади будут находиться в Кызыл-типпа и отдыхать. Договорившись об этом, мы выехали из Куюк-Мазара и прибыли в селение Ваганзи 329 [438] 329. Ваганзи — туман Кам-и Абу Муслим. Его восточную часть занимали степи Чул-и Малик и Аксач. Центр этого тумана — селение Ваганзи, находится левом берегу Зарафшана в б км от Кызылтепа и в 35 км от Бухары в северо-восточном направлении. . От тамошнего амлакдара взяли проводника и, дав ему в руки белые флажки — знак перемирия, пустились в путь. От Ваганзи направились в Кызыл-типпа. / 169б / [По пути] мы заметили, что окрестные селения были сожжены дотла, а их жители — ограблены и бежали в разные стороны. Ни в одном селении мы не обнаружили ни человека, ни животного. Некоторые большие дворы все еще горели. Увидев все это, мы глубоко пожалели и невольно заплакали от подобной участи несчастных людей. Перед закатом солнца мы приехали в Кызыл-типпа и увидели, что [там] стояло несколько рядов поездов, состоявших из, приблизительно, пятисот вагонов. Мы в изумлении стали подходить поближе. Из вагона выскочили многочисленные большевики, словно муравьи и саранча. Они окружили нас. Все они были в золототканных парчовых тюбетейках, в теплых шапках из мерлушки и парчи, раздобытые при ограблении Кермине и Хатырчи. Командующий отрядами Колузаев, 330 [439] 330. Колузаев Г. А. — военный комиссар Туркестанского края, левый эсер. поджигавший и разграбивший Кермине и Хатырчи, /194/ увидел наши белые флажки и, выйдя из вагона, подошел к нам. Встретивши, он повел нас в вагон, в прямоугольную комнату. Принял нас добродушно и попросил сесть, справился о здоровье. Мы объяснили ему, что едем в Кермине для мирных переговоров. Он сказал: «Все это войско и полные вещами вагоны принадлежат мне. Вопрос мира решает наш глава Домогат [ский]. Он завтра из Кермине приедет сюда. До его приезда / 170а / вы будете моими гостями». Так, три дня он нас держал в Кызыл-типпа. Вечером, в час отхода ко сну, нас шестерых расположили в вагонах по одному. Утром, когда мы встали, нас привели в гостиную, где мы пили чай и завтракали. У нас при себе был хлеб, чай, сахар, вареное мясо. С собой мы взяли и кухонную принадлежность. С нами были и пять-шесть человек моих людей. Они вместе с пятью-шестью кучерами колясок дворца каждый вечер варили плов и приносили нам, затём уходили обратно в сарай. Состоявшие при нас большевики ночью не оставались с нами, а караулили у дверей наших комнат. Я тогда взял с собой своего писца. Написал докладную его величеству о том, что мы прибыли в Кызыл-типпа и, ожидая приезда губернатора большевиков, собирались отправить [докладную] высочайшему двору. Сначала [нам] не разрешили. Мельников 331 [440] 331. Мельников — начальник штаба отрядов Домогатского. , русский, грязный, потерявший человеческое достоинство, в то время, когда я правил Шахрисабзом, служил там истребителем саранчи. Сейчас он в должности начальника штаба, занимает высокий пост заместителя командующего отрядами. Он узнал меня. Через его посредство мы доложили высочайшей канцелярии о своем приезде [в Кызыл-типпа] для того, чтобы сам упомянутый господин начальник штаба поехал вместе с моим человеком [в Бухару] и, повидавшись с его /195/ величеством, / 170б / приехал обратно. Окончив докладную, я упомянутого Мельникова вместе со своим человеком отправил [в Бухару]. Его величество из ласки к гуламам упомянутому Мельникову пожаловал два комплекта одежды, золотой орден, одного коня и одну тысячу тенег.

Упомянутый [Мельников] вернулся довольным. Он восхвалял его величество за его ласку и внимание и выражал свою благодарность, остальные большевики ему позавидовали.

Упомянутый командующий Колузаев был ташкентским евреем, вот уже девять лет, как он находится на службе. Был у них комиссар по имени Степанов 332 [441] 332. Степанов — командир отряда, участвовавшего в мартовских событиях. , командующий отрядом. Он был плотником и в крайней нужде бродил по [улицам] Самарканда и Ташкента.

Шмидт 333 [442] 333. Шмидт В. Я. — уполномоченный по бухарским делам после мартовских событий 1918 г. отличался от их общества. Два-три года тому назад он торговал кошельками в [куполе] Гаукушан в Бухаре. Потом он поехал в Москву. За то, что он учился в русской школе, его прозвали Данишмандом. Недавно он приехал из Москвы и ныне находится среди этих большевиков как близкий к нам человек. Поэтому большевики его считают своим ученым и считают необходимым оказывать ему почести.

Остальные большевики выглядели приниженней и несчастней их. На их грязных лицах не заметны были человеческие черты; они находились в полном изнеможении, в бедственном состоянии и напоминали скорей животных / 171а /.

Наши мимолетные друзья Колузаев, Домогат[ский], Мельников и Степанов каждый день навещали нас, стали нашими собеседниками, вместе кушали и вели оживленные разговоры. Но относительно перемирия они никаких речей не заводили. Считая Домогат[ского] лучше других и толковей, я решил поближе познакомиться с /196/ ним, приглашая к себе и расспрашивая его о истории. Каждый старался доказать свою правоту. Он выражал свою симпатию ко мне и не избегал беседовать [со мной]. Каждый вечер после ужина [приходил] Колузаев и [тоже] свел знакомство с нами. Оаэкая {5} 5 "Оаэкая" - так в тексте на vostlit.info. Вероятно, ошибка OCR, должно быть "Сажая". (прим. В.Бадмина) нас рядом с собой на почетное место, он ставил перед нами фарфоровые чашки и тарелки полные кишмиша, награбленные в Хатырчи, подавал шурпу, в которой было много мяса.

Пригласив к обеду Введенского, Мирбаба мирахура, Хайдар-ходжу, мы привели и Тагай-бек бия дадхо, правителя Кермине, попавшего к ним в плен. Поев досыта, каждый из нас опять уходил в свой отдельный вагон. Все вагоны были полны имущества. / 171б / Они переполнили вагоны поезда, разграбив Кермине.

Короче говоря, на третий день они подошли к нам и сообщили: Домогатский выехал из Кермине, он прибудет сюда в десять часов, до ужина. Вследствии того, что на пути паровоз свалился, большевики испытали трудности. В девять часов, после молитвы на сон, упомянутый Домогатский прибыл с несколькими поездными составами, в которых было более двухсот вагонов, несколько паровозов, многочисленные пушки и пулеметы и множество неверующих в бога большевиков, которых было больше, чем муравьев и саранчи. Они с торжеством приехали и расположились в Кызыл-типпа. Для их встречи мы вышли из своих вагонов и стали ожидать. После того, как поезд остановился, упомянутый командующий войсками Колузаев нам сообщил: «Домогатский нездоров и сейчас он принять вас не может». Мы опять зашли в свои вагоны, через час пришел Колузаев и сказал мне: «Вам следовало бы вместе с Карванбаши навестить Домогатского; я вместе [Абдарауфом] Карванбаши вышел из вагона, чтобы повидать того /197/ нечистого. Пройдя пять вагонов, мы зашли в вагон Домогатского. Домогатский, словно покойный, был закутан в постели. Возле двери [его вагона] стоял один служитель. / 172а / Сколько мы не старались дать знать о своем приходе, он не отвечал. Даже не пошевелился. Мы подумали, что он помер. Поблагодарив Аллаха, мы снова вернулись к себе. Упомянутый выше Шмидт, узнав о таком поведении [Домогатского], приветливо обратился ко мне: «Парваначи, если захочет Аллах, ваше посещение ему поможет. Вы предвестники добра. Проблемы мира разрешатся успешно. Я очень опасался приезда Домогатского. Среди большевиков не найти такого злонравного, грубого, воинственного, коварного злодея и колкого негодяя. Встретившись с тобой, я понял тебя, узнал в тебе добродушного, благодарного слугу его величества. Во время твоей беседы с тем коварным Домогат[ским] я расстроился. Слава всевышнему Аллаху, на твое счастье он заболел. Если будет угодно всевышнему Аллаху, мы теперь мирные переговоры завершим успешно». С этими словами он вышел. После вечерней [молитвы] опять явились Колузаев с Шмидтом и упомянутым Степановым. Он сказал: «Мы сегодня вечером вместе с комиссаром войск проведем совещание по вопросу о мирном соглашении. Завтра к девяти часам [утра] мы вас поведем к [Домогатскому] и мирный договор будет заключен. Вы спокойно отдохните в своих обычных помещениях». Я сказал: «Я буду ночевать в помещении, где лежит шеф». Он мне сказал: / 172б / «На упомянутое совещание мы возьмем и Введенского. После окончания совещания он сообщит вам о его результатах». С этими словами он вышел. Поужинав, каждый из нас ушел в свою спальню. Я зашел в упомянутое выше маленькое помещение. Препоручив справедливое разрешение вопросов истинному государю и уповая на беспорочного /198/ Аллаха, я прочитал вечерний намаз и занялся молитвой за его светлость великодушного посланники [Аллаха], да благословит его Аллах и да приветствует. [Затем] я обратился за помощью к почтеннейшим [святым] людям благородной Бухары и предался молитвам. В полночь Колузаев, Шмидт и Введенский подошли к двери моего вагона и позвали громким голосом: «Парваначи!» Я сразу же открыл дверь. Они сказали: «Успокойтесь. Совещание окончили благополучно. Если будет угодно Аллаху, вопрос будет разрешен благополучно. Мы хотели сообщить вам об этом, а теперь мы пойдем». Так они ушли. Ранним утром опять послышались голоса. Зовя «парваначи», они подошли к двери купе. Я открыл дверь. Они радостно сообщили: «На совещании мы успешно завершили переговоры о перемирии. Завтра к девяти часам мы все окончим и вас отпустим. Теперь мы спокойно, будем спать». Они ушли. Я принеся благодарность Аллаху, совершил омовение, прочел утреннюю молитву и стал отдыхать. Тут прибыли товарищи. Мы стали пить чай и повели беседу / 173а / о происшедшем. К девяти часам пришли упомянутые [большевики] и сказали: «Мирные переговоры будет возглавлять Домогат-[ский], а мы четверо будем уполномоченными. Они повели меня вместе с прибежищем власти [Абдаррауф] бий Карван-баши, Махди ходжа бийем, Мулла Мир-баба мирахуром, Хайдар-ходжей и Введенским. Пройдя мимо нескольких поездов и множества вагонов, нас привели в один вагон. Мы зашли в него. Вагон был большой, посередине его были положены доски [для сидения]. На одной стороне досок сидели около тридцати комиссаров-большевиков. Мы шестеро, упомянутые представители от большевиков и один комиссар пониже, который записывал речи сторон, уселись на другой /199/ половине того помещения. Упомянутый Домогат[ский], стоя посредине, начал произносить речи. Он повел речь с самого начала — с заключения договора Российского государства с государством Бухары: «Для этого государи утвердили соглашение между двумя государствами. Прошло пятьдесят лет с того дня, как постепенно укреплялась дружба и оказание друг другу взаимной помощи. Меж обеих сторон не замечались признаки разногласий. Власть перешла к большевикам. Но все же Бухарское государство осталось верным своему договору. Колесов, послушавшись джадидов и не зная положения дел, нарушил многолетнюю дружбу. / 173б / Джадиды явились причиною всех этих беспорядков и кровопролитий, что известно всем. Теперь они стоят за прежние дружественные отношения. Вы, уполномоченные большевиков, если согласны с этим, то поднимите руки». Все тридцать присутствовавших неблагодарных большевиков, вспоминая происшедшие события, заговорили: «Что произошло во время военного столкновения, то прошло. За какие грехи все эти мужчины, женщины и дети ходят в нужде и нищете?» Некоторые, повыся голос, говорили: «У какого народа или какой религией дозволено убивать посланников?» Другая группу говорила: «Зачем вы разрушили железнодорожную линию, сожгли ее шпалы вместе со зданиями станций и помещений дежурного?» Наша сторона отвечала: тоже сожгли селения Керменинского вилайата, до окрестностей Бухары и Каракуля и в сто раз больше причинили нам ущерба». Тогда они хором отвечали: «Поджогам научили нас вы. Если мы жгли, то жгли ваши вилайаты. А вы не раздумывая, постарались еще больше разрушить свои вилайаты и сожгли их. Сначала в Чарджуе сожгли сады джадидов, / 174а / чем и нас научали [поджигать]. Во-вторых, вы разграбили их имущество и /200/ достояние и научили нас грабить. Такие «дружеские упреки» адресуйте к себе».