Мирза Салимбек - Тарих-и Салими [Источник по истории Бухарского эмирата]

Короче говоря, после окончания войны с большевиками и заключения мира, объявили войну джадидам, внутренним врагам. Джадидов хватали на улицах, в торговых рядах и в их собственных домах, приводили в высочайший Арк и без всякого допроса убивали их. / 180а / Устраивали погромы джадидов целые двадцать три дня; их дворы, земли, имущество и богатства забирали в пользу государства. Были случаи, когда человек не мог заступиться за другого и доказать, что тот не джадид. Если случайно кто-нибудь скажет: «Я знаю этого человека, он не джадид», то хотя говорил это он на основании поведения, поступков, и мусульманских обычаев, того человека тоже убивали вместе с тем. Если кто-нибудь из улемов, военачальников военных, купцов и владельцев лавок питал вражду к кому-либо другому, то они сами или кто-то другой выдавал того человека [за джадида]. Тотчас же посылали людей [за обвиненным], приводили, несправедливо убивали и завладевали его двором и имуществом. Так продолжались погромы и захват имущества. Оживился базар гибели, закипел котел смертного часа. Было пролито чрезмерно много крови, забывались даже кровопролития Чингиз-хана. Но его /210/ величество не знал обо всем этом. Все это было делом рук Имамкули-бек бия дадхо, удайчи калмыка [по происхождению], и Хаджи Латифа туксабы, диванбеги, высокого военачальника. Кроме него и упомянутого удайчи, никто [не имел права] являться его величеству. Чтобы попасть в высочайший дворец главный казий, упомянутый раис, Тура-ходжа садр, Аулийакул-бек бий, диванбеги и я с часа утреннего намаза ожидали до часа обеденного намаза. Никого из нас / 180б / никак не впускали к его величеству. Всякое дело решалось самим Имам-кули-бек бием дадхо, калмыком, после совета с Хаджи Латифом.

Они втайне от нас приводили несчастных людей во дворик начальника артиллерии возле ворот высочайшего Арка и убивали. Не думали они о последствиях, совершаемых ими злодейств. Они тогда как-будто всю вселенную прибрали к своим рукам. Когда они что-нибудь делали, ни у кого не было смелости спросить их: как и почему? [Имамкули-бек бий дадхо и Хаджи Латиф диванбеги] насильно отобрали богатство и имущество у джадидов и неджадидов на сумму в несколько миллионов. Они стали владельцами таких прекрасных дворов, что на некоторые из них нашлись покупатели за четыреста-пятьсот тысяч рублей. Они писали главному казию записку и получали купчую на свое [имя] или на имя родственников — зятя, племянника, оформив ее за десять-пятнадцать рублей, но даже и эта сумма денег оставалась в их кармане. Не было человека, интересующегося этим. Так [они завладели] лучшими дворами, земельными участками и чарбагами, счета и величины территории которых не знал даже сам главный казий, потому что в большинстве случаев письменный документ с его печатью он получал от самого владельца. С джадидов, проживающих в Бухаре: торговцев, купцов и /211/ владетелей лавок — через посредство Абдарауфа Карванбаши взяли с каждого от ста до пятидесяти тысяч рублей. Карванбаши тоже не остался непричастным к этим доставшимся с кровью деньгам. Даже сын Карванбаши, джадид Гани-джан, его родные / 181а / и люди получали по двести и триста тысяч. Если были у джадидов дворы, дома, полные богатства, то их назначили к продаже и делали наличные деньги. Перед тем, как пустить в продажу имущество, оно предоставлялось упомянутому удайчи [Хаджи Латиф-беку], а все деньги от проданных товаров собирал Карванбаши и отдавал [Хаджи Лaтифу]. Его величество ни о каких из упомянутых махинаций не был осведомлен. Опасаясь удайчи, никто не мог сказать даже слово кому-нибудь другому.

Кроме того, [Хаджи Латиф удайчи] правителям, амлакдарам отправлял записки: «Вас мол называют джадидом, о чем известили его величество. Я буду посредником между вами». Так он от каждого из них получал от пятнадцати до пятидесяти тысяч рублей. Казалось, будто он стал вторым Насрулла кошбеги. Но упомянутые дела кошбеги совершались, если не ошибаюсь, в более чем сто тысячекратном размере. Кроме того, никакая жалоба от слуг [эмира], правителей и казиев не доходила до его величества, государя. Присылаемую из любого вилайата докладную, хаджибы счастливого двора, прежде чем представить ее его величеству, первым делом просили разрешения упомянутого [удайчи]. Если донесение оказывались пятничными или праздничными и т. п., то он передавал их [эмиру], а остальные читал сам и ответ писал от имени его величества: «Такова высочайшая воля и поступай так». По этой причине все доброжелатели и слуги очень огорчались и тревожились, / 181б / они никак не могли найти способа сообщить об этом его величеству. /212/

[В Бухаре] находилась группа афганцев разных общественных слоев. Некоторые из них были беженцы от гонений кабулского государя, эмира Абдаррахман-хана. 339 [448] 339. Абдуррахман-хан (1844-1901) — эмир Афганистана (1880-1901), сын Мухаммад Афзал хана, внук эмира Дост Мухаммад хана. Вел борьбу против эмира Шир-Али хана. С 1869 по 1880 г. жил в эмиграции в Самарканде. В 1880 г. вернулся в Афганистан и при поддержке англичан захватил власть в свои руки. Признал зависимость Афганистана от Англии. , прибывшими в благородную Бухару. А большая часть их была толпой, бежавшей в Бухару от [уплаты] долгов, она занималась каким-нибудь ремеслом, чтобы влачить жалкую жизнь: торговала чаем, занималась приготовлением шашлыка, чинила обувь, была водоносами, продавала чалоп 340 [449] 340. Чалоп (чалоб) — разведенное водой кислое молоко, смешанное с луком и перцем. , работала чайханщиками, подмастерьями у пекарей, чернорабочими, батраками. Жили эти [афганцы] очень тяжело и беспомощно скитались, не находя выхода. Когда началось военное столкновение с большевиками, упомянутые афганцы являлись к десяткам и заявляли: «Мы хотим бороться за веру». Упомянутый удайчи от высочайшего двора им раздавал винтовки и заряжающие с дула ружья, зачислял их в ряды борцов за веру из студентов и других людей и посылал против большевиков. Вначале они шли, послушно подчиняясь, по сорок-пятьдесят человек вместе с солдатами и нукерами; никакой другой цели у них не было. Когда же большевики отступили от станции Каган и ушли в сторону Куюк-мазара, Кызыл-типпа и Каракуля, афганские отряды стали увеличиваться, по двести с лишним человек в каждом. / 182а / Удайчи их обеспечивал конями и ружьями и присоединил их к направляемым в разные стороны войскам. Так, восемнадцать человек из них были вместе со мной, который я привел в Якка-тут. В то время упомянутые афганцы кроме повиновения и послушания ни о чем не думали. Добившись согласия его величества, упомянутый [Хаджи-Латиф] удайчи тайно отправил Мирзу Фарманкул бия мунши в /213/ сопровождении одного из упомянутых афганцев к эмиру Афганистана Хабибулле-хану и просил [последнего] отправить войско на помощь С этой же целью [удайчи] послал к наместнику [афганского] правительства в Балх бывшего мушрифа 341 [450] 341. Мушриф — чиновник, который записывал жалуемые эмиром халаты, оружие и прочие вещи, выписывая их по запискам из вещевого склада; у него имелся свой штат писцов. Иначе мушриф назывался катиб-и сани, то есть второй секретарь мунши (см. прим). В восточных вилайатах эмирата в Каратегине и Дарвазе в обязанности мушрифа входил учет собранного земледельцем на току (хирман) зерна после обмолота снопов. Без разрешения мушрифа земледельцы не имели права распоряжаться собранным урожаем. Это могло быть осуществлено лишь после выделения мушрифом определенной доли зерна государству, затем поместным чинам администрации. (А. А. Семенов. Бухарский трактат, стр. 141). , Мирзу Бахрама, вместе с другими афганцами. Они выехали незаметно. Упомянутый Мирза Фарманкул, не добившись цели, прибыл из Кабула через четыре месяца. А Мирза-Бахрам-бий и поныне живет в балхском вилайате. Короче говоря: к этому времени благодаря необоснованным мероприятиям Имам-кул-бек бия дадхо дела афганцев день ото дня преуспевали и пошли на улучшение. Они сделались владельцами прекрасных чарбагов из числа султанских, расположенных за воротами Углан. [Имам-кули-бек бий] дадхо их обеспечил всем необходимым: превосходным инвентарем, прекрасными паласами, ружьями, винтовками пятизарядными, патронташами, полными патронами. Предводителем он назначил Хакима, торговца кислым молоком, [которого] он наградил медалями государя, подарил халаты, назначил сардаром. / 182б / При этом он давал особые указания. Узнав об этом, все уличные бродяги, мошенники, незаконнорожденные и персы, иранские джадиды, степные цыгане, надевши афганскую одежду, стали присоединяться к их обществу. За короткое время число их дошло до трех тысяч. Упомянутый [Имамкули-бий дадхо] удайчи и Хаджи Латиф туксаба-диванбеги каждому из них сразу же давали коня, ружье и патронташ, представляли их к награждению султанскими орденами, насильно отбирали чарбаги у солдат и торговцев и отдавали в распоряжение [афганцев]. Все купцы и владетели чарбагов из страха перед удайчи даже летом не имели смелости отведать ягод и плодов [своих /214/ садов], не могли подходить даже близко к своему чарбагу. Если же они иногда проходили близ своего чарбага, то афганцы их избивали. Боясь удайчи, они никому не жаловались.