С Далин - Китайские мемуары. 1921—1927

В деревнях такого типа были и опиекурильни. Мы обнаружили это случайно, зайдя в одну из хижин. В темноте разглядели лежащего на кане человека со специальной лампочкой у головы и с длинной трубкой в зубах. Надетый на проволоку белый шарик опиума накаляется на лампочке до кипения и затем кладется в трубку. Две-три затяжки, и человек уже витает в заоблачных высях. Глаза мутны, и под ними вздуты мешки. Он смотрит на вас в упор, но вы чувствуете, что он не соображает, где он и чего от него хотят.

Опиум —бич китайской деревни. Он пришёл в Китай из Индии, завезенный англичанами, которые име-

ли «монопольное право» на отравление китайского народа опиумом. Сперва опиум привился среди аристократии и особенно был распространен при дворе императора. Позже опиум стал «демократизироваться», и города наполнились опиекурильнями. Самые фешенебельные рестораны в Кантоне представляли собой игорные, публичные и опиекурильные дома. Рестораны не имели общих залов, это сплошные отдельные кабинеты, и в каждом кабинете — твердая лежанка для курения опиума. Из городов он проник в деревню, и. чем больше была нищета в деревне, тем больше здесь курили опиум. Курили мужчины, женщины и даже дети.

Ремесленники в деревнях изготовляли обувь, платье, ткани на деревянных станках, сами красили первобытным способом ткань. Все это предметы домашнего обихода. Ремесленник одновременно был и хозяином лавки, в которой продавались произведенные им товары. В ремесле была занята вся семья от мала до велика. Но были и наемные рабочие, главным образом «ученики». Это дети деревенских бедняков, работавшие от зари до зари и получавшие за свой труд пищу и жалкое рубище. Эксплуатировали их нещадно, а эксплуатация прикрывалась патриархальными обычаями.

Классовое расслоение в этих деревнях легко обнаруживалось. Здесь было довольно много рабочих в кустарных мастерских, кузницах, много кули, занятых переноской товаров. Наряду с этим — много зажиточных торговцев, сдававших свою землю в аренду.

Казнокрадов здесь также было немало. Они обитали в ямыне (управлении). Власти не столько следили за порядком, сколько грабили всякого, кто попадал под руку. Если даже в революционном Кантоне мы были свидетелями того, как шофер машины, поломавшей коляску рикши, был оштрафован полицией на три юаня в пользу рикши, из которых два юаня полицейский тут же положил в карман, то можно представить себе, что делалось здесь, в этих волостных деревнях, где власти никем и никогда не контролировались. Кстати сказать, местные власти, несмотря на приход революционных войск, не были сменены. Их обязали только вступить в гоминьдан.

Во всех деревнях политработники армии расклеили плакаты и воззвания. Удивлялись мы тому, что власти не срывали их, ибо сплошь и рядом они были направлены против шэньши. Зачастую мы видели плакаты с серпом и молотом и призывом к крестьянам организовываться в крестьянские союзы. Мы видели плакаты с лозунгами в честь Коммунистического Интернационала и мировой революции. Это была работа коммунистов и комсомольцев.

Мы подходили сейчас к довольно крупному волостному центру, городку Маши. Выяснили, что 85% крестьян этого района, будучи абсолютно безземельными, арендовали землю у крупных собственников.

В Маши нам была организована торжественная встреча. Кажется, это было первое место после Шаогуаня, где власти подготовили такой прием. За стеной городка, по обеим сторонам дороги, выстроились школьники со смешанным оркестром из европейских и китайских музыкальных инструментов. При появлении нашей процессии школьники воспользовались возможностью вдоволь позабавиться пороховыми хлопушками.

За школьниками, по обеим сторонам улицы, с красными бантами или красными бумажными цветами стояли власть имущие в тяжелых шелковых халатах и в кофтах поверх них. Они встречали нас почтительными поклонами и совали в руки свои визитные карточки. За ними стояли купцы; кто побогаче (это можно было видеть по одежде)—ближе к властям, кто победнее — подальше от них, и, наконец, в самом конце толпился трудящийся люд, который пришел сюда, судя по всем признакам, просто из любопытства, и если плебс начинал работать локтями, чтобы убедиться воочию, что это не кто иной, как министр, то улыбка на лицах людей в шелковых халатах сменялась гневным выражением.

Здесь нам рассказали и о встречах другого рода. В какой-то гуандунский уезд назначили нового уездного начальника. Все в округе знали, что это отъявленный взяточник и вор. И вот, когда новый начальник торжественно подплыл во главе целой процессии кули, которые несли на паланкинах его самого, жен и вещи, ворота в городок оказались запертыми. Перед ними выстроились двести плакальщиц, встретивших новое начальство похоронными причитаниями и стенаниями. Так начальство в городок не было впущено и вынуждено было повернуть обратно.

Дорога из Маши пролегала по скалистым берегам реки Бэйцзян, чередовалась с трудными переправами. Местами высеченные в скалах узкие ступени вели нас вверх. Путь был крутой, и даже министры, которые обыкновенно не сходили с паланкинов, на этот раз вынуждены были подниматься пешком.

Мы подходили к последнему уездному городу провинции Гуандун. Здесь встреча была торжественнее, состоялись митинги, произносились революционные речи. Стены домов были оклеены рукописными антиимпериалистическими плакатами.

Городок по имени Наньсюн был старинный. Об этом говорили его стены, башни и дворцы. В давние времена он был славен своими философами. И когда командир второго корпуса Национально-революционной армии, ученый и воин Тан Янькай занял его, он в первую очередь установил мемориальные доски в их честь.

Мы остановились здесь в каменных башнях общественного сада и, отдохнув, пошли бродить по узким улицам городка. На дворе ямыня стояли большие каменные плиты в человеческий рост. Плиты были старые, покрытые зеленой плесенью. Мы сумели очистить одну плиту; сохранившиеся иероглифы указали на то, что это земельный закон первых императоров династии Мин. Прочесть текст не удалось, ибо слишком был стар этот, более чем пятисотлетний камень.

Наньсюн — бойкий торговый городок с развитым ремеслом. На дверях каждого жилища висели таблички, охранявшие от злых духов, а рядом — расклеены плакаты, призывавшие к бойкоту английских товаров. Колодцы в городке аккуратно выложены камнем, и над ними в выдолбленных в камне нишах находились скульптуры Будды, перед которыми теплились свечки.

Из Наньсюна дорога шла в горы. Нам предстояло перевалить через горный хребет, который отделяет провинцию Гуандун от Цзянси. Дорога шла сперва по межам рисовых полей, а потом расширилась и круто пошла вверх.