С Далин - Китайские мемуары. 1921—1927

Выше уже говорилось, что, будучи теперь снова в Китае, я занимался и сбором материалов по истории тайпинской революции. В одном из городков, через которые мы проходили, с помощью китайских товарищей мне удалось достать ценные материалы о тай-пинах, в том числе текст их земельного закона. Я привез его в Москву, где он был переведен на русский язык и опубликован в одном из номеров «Материалов по китайскому вопросу», издававшихся научно-иссле-довательским институтом при Университете им. Сунь Ятсена. В этом законе говорилось: «Если есть земля, ее обрабатывают совместно; если есть пища, ее совместно едят; есть платье — его совместно носят; есть деньги — их совместно расходуют. Повсюду должно быть равенство и не должно быть человека, который не был бы сыт и одет... все — одна большая семья небесного отца, верховного господина, верховного императора, и все люди во вселенной не должны держать лишнего. Когда все идет верховному господину, у него есть способ направить всё так, чтобы все во вселенной были сыты и находились в тепле».

Это и был закон о восстановлении азиатского способа производства, разложенного в XIX столетии уже не только торгово-ростовщическим капиталом, история которого восходит в Китае к древним временам, но теперь уже капиталистическим развитием, ускоренным вторжением иностранного капитала.

Тайпинский закон о земле четко формулирует сущность производственных отношений восточного общества. Внизу — крестьянская община, наверху — государство как верховный собственник земли. Государство это — класс жрецов, шэньши, военачальников. Весь прибавочный продукт крестьянина изымается и перераспределяется сперва самой общиной (собственные страховые фонды), а затем государством. Часть централизованного прибавочного продукта образует государственные страховые фонды, другая — потребляется господствующим классом. Так выглядит восточное общество в чистом виде. Изменения вносятся ремеслом и торговлей, которые предполагают, что какая-то доля произведенного в сельском хозяйстве продукта идет на обмен в частном порядке. Рынок и частный обмен — самое глубокое противоречие азиатского способа производства, в основе которого лежит натуральное хозяйство.

В середине XIX в. в обмен была уже втянута значительная часть крестьянства, которую не устраивали общинно-уравнительные отношения. Тем более они не устраивали купечество. В этом заключается главная причина поражения тайпинов, главная, но не единственная.

В двадцатых годах XX в. тайпинская революция была еще жива в памяти пожилых людей, особенно на юге. Ее уроки необходимо было учесть в момент, когда поднялось крестьянское движение. Без изучения аграрных отношений, господствовавших в Китае, нельзя было разобраться в движущих силах революции 1925—1927 гг.

Уже в 1926 г., перед своим отъездом в Китай, готовясь к лекциям в Университете им. Сунь Ятсена об общественных формациях, я обратил внимание на высказывания К. Маркса и Ф. Энгельса об азиатском способе производства. Это было интересно, но в нашей литературе тех лет никаких разъяснений по этому вопросу я не нашел. Более того, мне казалось, что это имеет отношение к глубокой древности, более близкой к первобытной общине, чем к рабовладельческому строю, а тем более к феодализму. Поэтому тогда у меня не было сомнений в том, что капиталистическому развитию Китая предшествовал феодальный строй, тем более что китайский дуцзюнат легко вписывался в систему феодализма. Так просто было представить каждого дуцзюня феодалом, а систему дуцзюната выражением феодальной раздробленности Китая. Каждый из нас, занимавшийся Китаем, именно так представлял себе в двадцатых годах социальную структуру Китая. В действительности же дуцзюнат был порождением неудавшейся буржуазной революции 1911 г. и борьбы различных империалистических держав за сферы господства в Китае.

Сомнения в отношении феодализма возникли у меня именно теперь, во время перехода из Кантона в Наньчан, когда я натолкнулся на явные остатки азиатского способа производства, когда своими глазами увидел в неприкосновенности ту систему искусственного орошения, ту старинную технику, при помощи которой вода подавалась на рисовые поля.

Вернувшись в Москву в начале 1927 г., я обратился к сочинениям К. Маркса и Ф. Энгельса и извлек из них все, что основоположники марксизма писали о восточном обществе на протяжении по крайней мере

14 лет —с 1853 по 1867 г. Собранные вместе высказывания классиков представляли собой цельное учение

об этом особом общественном строе, отличном как от рабовладельческого, так и от феодального. Теперь, когда я располагал материалами, собранными в Китае, это учение К. Маркса и Ф. Энгельса приобрело для меня особо важное значение. Проблема тайпин-ской революции выступила передо мной в совершенно новом свете. С большим увлечением я засел за работу по истории этой революции. Я закончил ее и дал рукописи отлежаться в ящике письменного стола. Занятый другими делами, я так и не смог подготовить ее к опубликованию. Спустя несколько лет она погибла вместе с другими материалами. Однако некоторые следы этой работы все же сохранились.

Забегая несколько вперед, хочу рассказать о жарких дискуссиях об азиатском способе производства и тайпинской революции на протяжении 1927—1928 гг.

В Университете им. Сунь Ятсена в Москве в 1927 г. я выступал несколько раз после своего возвращения из Китая с докладами о революции 1925—1927 гг., в которых обращал внимание на остатки азиатского способа производства, на их роль в крестьянском движении, их значение при решении аграрного вопроса в Китае.

В ходе обсуждения возникла проблема сущности азиатского способа производства, его существования или несуществования в историческом прошлом, встал вопрос о том, какой общественный строй был в Китае: азиатский способ производства или феодализм, с остатками какой общественной формации сталкивалось революционное движение в Китае XX в. Так началась дискуссия об азиатском способе производства.

В начале 1928 г. заместитель директора Международного аграрного института С. М. Дубровский предложил мне выступить у них с докладом по этому вопросу.

Международный аграрный институт находился на Воздвиженке (ныне проспект Калинина) в особняке, который в настоящее время занимает Союз советских обществ дружбы с зарубежными странами. Секретарем института была Н. С. Аллилуева. Она занималась, в частности, организационной подготовкой заседания, на котором мне предстояло выступить с докладом. Так я познакомился с этой приятной женщиной, от которой веяло добротой и сердечностью, коммунисткой, которая поражала своей простотой, деликатностью и величайшей скромностью. Никто не мог бы подумать, что она — жена И. В. Сталина.