Джон Уоллес-Хедрилл - Варварский Запад. Раннее Средневековье

Как и Виллиброрд, св. Бонифаций черпал силу, опираясь на папство. Рим он посетил трижды. При первом визите он получил имя Бонифаций (в честь римского мученика), и на его плечи была возложена миссия проповедовать среди язычников; в ходе второго он был возведен в сан епископа и принес клятву послушания св. Петру; а во время третьего он стал архиепископом германской церкви — новой церковной провинции. Однако его работа продвигалась медленно. Отчасти это могло быть связано с враждебным отношением других епископов Рейнской области; но главная причина заключалась просто в том, что сами германцы были страстно привержены своим языческим богам и справедливо отождествляли установление франкского владычества с гибелью своей веры. Излюбленным методом Бонифация, встречавшим одобрение и со стороны Рима, было создание бенедиктинских монастырей как центров просвещения и проповеди. Среди них были такие как Аменебург, Фрицлар и Ордруф. Монахи жили от плодов земли, на которой поселились, и, соответственно, расчищали леса и пустоши для своих нужд. Это способствовало появлению в тех же самых районах крестьянских поселений, а вследствие этого постоянно расширялась разработка целинных земель, и германцы утрачивали те немногие остатки первобытного священного трепета перед лесными глубинами, где, не тревожимые никем, жили их племенные боги. Удовлетворены были одновременно и нужды миссионерских церквей, и жажда племен к владению землей. Монахи стали движущей силой, стоявшей за всем процессом колонизации — за земледельцами и торговцами, финансистами и строителями, врачами, учителями и священниками.

В южной Германии на тот момент уже встречались оранизации, отдаленно напоминающие церковные, причем существовали они со времен поздней Империи. Епископские кафедры располагались в Бале, Констанце, Куре и Аугсбурге, а в Рейхенау (на острове в озере Констанц) и Мурбахе имелись важные монастыри. Последний был основан Пирмином, вестготским изгнанником, ставшим другом Карла Мартелла. В Баварии ни одного епископства не сохранилось. Но оставались монастыри в Регенсбурге, Фрейзинге, Зальцбурге и Пассау; и все четыре стали центрами епархиального деления. Необходимо подчеркнуть, что здесь, как и в центральной Германии, деятельность первых епископов была успешной ровно настолько, насколько они учитывали племенные особенности и заручались поддержкой вождей. Но все это было только началом; на поверхности язычества появились лишь незначительные царапины, и огромные территории, вроде Саксонии, были еще совершенно не затронуты, но полны враждебности. Однако св. Бонифаций сделал жизненно важный шаг в сторону того, чего природа, кажется, не имела в виду,— к объединению Германии.

Внутри старых франкских земель Карл крепко держал в руках и церковь, и ее крупнейших деятелей. Грань между светскими и церковными магнатами была не особенно четкой. Они были из одного теста и одинаково ощущали необходимость семейных распрей. Их земли лежали бок о бок, и нередко их было трудно различить. Потому и Карл обращался со всеми своими магнатами одинаково. Если он в чем-то и вышел за рамки обычая, так это в своем отношении к церковной собственности. У него была привычка конфисковывать церковные земли, как только они требовались ему для его воинов. Масштабы и даже последствия этих конфискаций неизвестны. Церковь, естественно, протестовала против связанной с этим потери доходов; но ее владения были очень обширными, а у Карла, как и у многих других варварских королей (включая и Альфреда), не было другого выхода, кроме как взять то, что ему требовалось. Старые земли Империи в Галлии, то есть унаследованный Хлодвигом fiscus, уже давно был растрачен Меровингами на подарки; и в самом деле это стало одной из главных причин их растущей политической слабости. Последовавший упадок франкской церкви часто ставят в вину Карлу Мартеллу. Но связь потери земель и доходов с понижением дисциплины у духовенства трудно доказуема.

Кроме того, не стоит думать, что Карл был безразличен к поддержке церкви. Мощной опорой для него служили крупные монастыри, вроде Сен-Дени, которым он делал подарки. По крайней мере в одном случае мы располагаем свидетельством о церкви в Марселе, которой он фактически вернул ее имущество. Он был не менее верующим, чем любой другой франк, и, без сомнения, насильственному отнятию всегда предпочитал добровольное пожертвование. На деле он практиковал и то, и другое.

Военные нужды Карла Мартелла были тяжкими. Его непрерывные войны означали необходимость содержать огромную армию. Наградой воинам служили, по большей части, земельные владения, поскольку денег для оплаты их ратных трудов наличными не хватало. Некоторые историки утверждают, что особая цель этих земельных подарков заключалась в том, чтобы их адресат мог поставлять армии отряды вооруженных всадников, и что вследствие этого на свет появился по крайней мере один составной элемент того, что мы называем феодализмом. Это мнение связано с представлением о том, что враги Карла в южной Галлии вынудили его уделить небывалое внимание кавалерии. Этими врагами были арабские и берберские завоеватели из Африки, почти в мгновение ока покорившие вестготскую Испанию и перешедшие через Пиренеи, чтобы без помех грабить города Септимании и Аквитании. В октябре 732 г. один такой разбойничий отряд, возможно, направлявшийся в Тур, был встречен и разбит Карлом в окрестностях Пуатье. Испанский хронист Псевдо-Исидор, писавший поколение спустя, говорит, что арабская конница разбилась о франков, как о ледяную стену, и победа, конечно, произвела сильное впечатление. Средневековые люди любили сравнивать ее с еще более знаменательной обороной Константинополя от того же самого врага, которую в 717 г. осуществил император Лев III. Битва при Пуатье была лишь эпизодом в долгом деле изгнания арабов из южной Галлии и убеждения местной аристократии в том, что последних не следует предпочитать Арнульфингам в качестве сюзеренов. Но она была выиграна Christo auxiliante (с помощью Христа) и много значила для репутации династии Арнульфингов.

Но сражались ли арабы верхом? Современные исследования мусульманских источников выявили тот факт, что впервые регулярные кавалерийские части прибыли из Африки только через восемь лет после битвы при Пуатье, и даже тогда участвовали в своих первых сражениях не конным, а пешим строем. И арабская, и франкская кавалерия впоследствии развивались медленно. Возможно, нам придется научиться не связывать земельные пожалования Карла Мартелла с приписываемой ему потребностью в конных воинах и относить начало этого процесса к несколько более позднему времени, когда его наследникам пришлось столкнуться с кавалерией, но не арабской, а лангобардской, фризской и баскской.