Михаил Гордин - Пушкинский век

Один из больших участков на Черной речке принадлежал в то время Ф. И. Миллеру, метрдотелю Александра I, затем — Николая. На царской службе, не совсем праведно, он разбогател и, выйдя в отставку, приумножал капитал тем, что построил на Черной речке дачи и сдавал их внаем, беря хорошие деньги.

На одной из дач Миллера, на углу Языкова переулка, в мае 1833 года и поселился Пушкин с женой и маленькой дочерью Марией. Здесь у Пушкиных родился второй ребенок — сын Александр.

В конце июня 1833 года мать Пушкина Надежда Осиповна писала в Варшаву дочери Ольге Сергеевне: «Александр и Натали на Черной речке. Они взяли дачу Миллера, что в прошлом году занимали Маркеловы. Она очень красива, сад большой и дом очень большой: 15 комнат с верхом».

Дачи Миллера на Черной речке. Литография. 1820-е гг.

По соседству, в Новой деревне, проводили летние месяцы Е. М. Хитрово, Виельгорские, И. А. Крылов, и поэт постоянно с ними виделся.

Пушкин в это время работал над «Историей Пугачева» и, несмотря на дальность расстояния, каждый день ходил пешком в город — работать в архивах.

«Для пользованья публики» Комитет заведения искусственных минеральных вод в С.-Петербурге выстроил на берегу Невки великолепную галерею и предлагал «воды целительные и прохладительные по известной и испытанной методе дрезденского доктора г. Штуве».

Летом 1835 года поэт с семьей снова жил на Черной речке. На этот раз он снимал на участке Миллера другую дачу. У Пушкиных было уже трое детей. Сын Григорий родился в мае 1835 года. С Черной речки Пушкин писал своей теще Н. И. Гончаровой: «Искренне благодарю Вас за подарок, который изволили Вы пожаловать моему новорожденному и который пришел очень кстати… Мы живем теперь на даче, на Черной речке… Жена, дети и свояченицы — все слава Богу у меня здоровы — и целуют Ваши ручки. Маша просится на бал и говорит, что она танцовать уже выучилась у собачек. Видите, как у нас скоро спеют, того и гляди будет невеста». Маше в это время было три года. Свояченицы — сестры Наталии Николаевны — Александра и Екатерина жили вместе с Пушкиными с осени 1834 года.

Лето 1836 года, последнее лето своей жизни, Пушкин провел на Каменном острове.

Острова издавна привлекали жителей Петербурга. Каменный остров, Елагин, Крестовский…

Пушкин вспомнил о них в своем описании Петербурга:

По воле владельцев Островов — членов царской фамилии и именитых вельмож — лучшие архитекторы возвели здесь дворцы, разбили сады и парки с прудами, цветниками, беседками, гротами, оранжереями, перекинули через реки легкие мосты. Сочетание воды и пышной зелени с великолепной парковой архитектурой сделало Острова особенно живописными. «Острова составляют одну из красот Петербурга, — рассказывал в письме французский посол при дворе Николая I де Варант. — Вообразите себе по ту сторону реки, за мостом целый лабиринт, около двух квадратных верст дерна, лесов, садов, перерезанных тысячами потоков, то маленькими ручейками, то речками или озерами; все это граничит с большими сосновыми лесами, прилегающими к морю».

Самый красивый из островов Невской дельты — Каменный остров, или Каменный нос, с 1704 года принадлежал канцлеру графу Г. Н. Головкину, затем, с 1746 года канцлеру графу А. П. Бестужеву-Рюмину, а в 1760-х годах Екатерина II купила его, чтобы устроить загородную резиденцию наследника престола — будущего императора Павла I. Тогда под надзором архитектора Ю. М. Фельтена здесь был возведен двухэтажный каменный дворец, украшенный шестиколонным портиком, разбит сад, а в близлежащем лесу устроен «воксал» — павильон, где для развлечения гуляющих играл оркестр. Пустопорожние места на острове Павел роздал для застройки своим приближенным. С воцарением Александра I дворец перешел к нему. В начале XIX века против дворца на набережной оставили в кадках апельсиновые деревья со зреющими плодами. Их охранял часовой. В первые либеральные годы царствования Александра здесь собирались его «молодые друзья» — граф В. П. Кочубей, Н. Н. Новосильцев, граф П. А. Строганов, князь А. Чарторижский, излагал свои конституционные идеи М. М. Сперанский. А осенью 1812 года Александр уединился в этом дворце и со страхом ожидал дальнейших событий. Появились опасения, что Наполеон направит свои войска на Петербург. В столице принимали меры предосторожности: дела всех присутственных мест, коллекции Эрмитажа, все «ученые кабинеты» были вывезены водою на Север. Книги Публичной библиотеки отправили на Ладогу. Особая баржа стояла у причала против Сенатской площади, и были отпущены деньги, чтобы снять со скалы и увезти в безопасное место и Медного всадника. И тут по городу пошли слухи, будто некоему майору Батурину несколько ночей подряд снился один и тот же сон. Снилось ему, что стоит он на Сенатской площади возле памятника Петру. И вдруг съезжает со своей скалы бронзовый Петр и скачет через Исаакиевский мост на Васильевский остров, оттуда на Петербургскую сторону, а затем на Каменный остров и въезжает во двор Каменноостровского дворца. Гулко гремят медные копыта на пустынном дворе. Заслышав шум, выходит из дворца император Александр.

— Молодой человек, — громовым голосом вопрошает Петр, — до чего ты довел мою Россию?

И объявляет грозно:

— Пока я стою на своей скале — Петербург неприступен!

Говорили, что будто бы майор сообщил о своем «видении» кому-то из министров, тот — царю, и Александр, устыдившись, велел не трогать Медного всадника.

Пушкин слышал эту историю от М. Ю. Виельгорского и, работая над «Медным всадником», быть может, вспоминал бронзового Петра, скачущего на Каменный остров.

После смерти Александра Каменноостровский дворец стал собственностью младшего брата царя — великого князя Михаила Павловича.

В 1820-е и 1830-е годы на Каменном острове кроме дач столичной знати появились по берегу Невы деревянные дома состоятельных жителей столицы. Владельцы придавали им самый замысловатый вид: то белого голландского домика с зелеными ставнями, то готической башни, то нарядной русской избы, а то и китайской пагоды.

Для развлечения публики на Каменном острове был построен деревянный театр.

«Гости съезжались на дачу. Зала наполнялась дамами и мужчинами, приехавшими в одно время из театра, где давали новую итальянскую оперу. Мало-помалу порядок установился. Дамы заняли свои места по диванам. Около них составился кружок мужчин. Висты учредились. Оставалось на ногах несколько молодых людей; и смотр парижских литографий заменил общий разговор. На балконе сидело двое мужчин. Один из них, путешествующий испанец, казалось, живо наслаждался прелестию северной ночи. С восхищением глядел он на ясное, бледное небо, на величавую Неву, озаренную светом неизъяснимым, и на окрестные дачи, рисующиеся в прозрачном сумраке. „Как хороша ваша северная ночь, — сказал он наконец, — и как не жалеть об ее прелести даже под небом моего отечества?“» Так начинается отрывок, написанный Пушкиным в конце 1820-х — начале 1830-х годов.