Михаил Гордин - Пушкинский век

Если балы и маскарады в доме Энгельгардта и театральные маскарады могли посещать не только лица избранного столичного общества, но любой «благовоспитанный» петербуржец, у которого было в кармане 10 рублей, чтобы заплатить за вход, то балы во дворцах знати либо иностранных послов собирали только людей высшего света.

Балы в петербургском свете давались круглый год, кроме Великого поста. Но главным бальным сезоном являлась зима. Помимо концертов и театра, балы и маскарады были излюбленным развлечением привилегированной петербургской публики.

Бал у кн. М. Ф. Барятинской. Акварель Г. Гагарина. 1830-е гг.

Дом, в котором давался бал, ярко освещали и внутри, и снаружи.

Это картина бала из первой главы «Евгения Онегина».

В. П. Шереметева, приехавшая из провинции в Петербург в середине 1820-х годов, так описывает в своем дневнике великосветский бал: «Собралось все, что было изящного, важного, в бальных нарядах, все фрейлины и дамы при знаках, почти все причесаны с цветами и с marabout [16] Перья аиста ( франц. ). на голове. Платья из розового или малинового крепа на атласе, платья петинетовые тоже на атласе, платья белые креповые на перкале [17] Белая бумажная ткань. с цветочными гарнитурами; много бриллиантов, и эффект модных дам — это бриллиантовые аграфы или изумрудные или из других камней. Это большая пряжка с панданами [18] Здесь — симметричные, парные украшения. , которую кладут на середине груди, что очень хорошо выходит; потом волосы сзади собирают вокруг большой буклей, а в середине они также перевязываются пряжкой. Это очень красиво. Танцевали английский вальс… Потом котильон… После ужина тотчас же начали танцевать; мазурка с более чем 20 парами и потом галоп… Когда вернулись домой, было 4 часа».

В 1830-е годы великосветских балов было еще больше и отличались они еще большей пышностью, роскошью.

О зиме 1831–32 года А. О. Смирнова вспоминала: «В ту зиму не было конца вечерам и балам: танцевали у графини Лаваль, у Сухозанетши, у графини Разумовской и в Аничковом дважды в неделю. На масленой танцевали с утра декольте и в коротких рукавах, ездили в пошевнях на Елагин, где катались с горы в больших дилижансах, как их называли. Мужики в красных рубахах правили».

Богата великосветскими балами была и зима 1833–34 года. В письмах высшего круга петербуржцев то и дело читаем: «В свете столько балов, город полон иностранцев, послов и принцев крови…», «Во всю зиму в Петербурге только и делают, что танцуют…», «Только и разговоров что о праздниках и балах…»

«Ну уж и масленица. Всякий день балы, — писал брату в Москву петербургский почт-директор К. Я. Булгаков в феврале 1834 года. — Сегодня у Шуваловых, завтра у Лазаревых, и французские артисты дают маскарад в пользу какой-то вдовы, на который также много собираются; в среду у австрийского посла, в пятницу у кн. Волконского, в субботу детский маскарад во дворце, а в воскресенье готовят маленький бал в Аничковом дворце, так как кн. Кочубей еще не здорова и не может дать обыкновенного своего танцевального дня».

А 6 марта Пушкин писал в дневнике: «Слава Богу! Масленица кончилась, а с нею и балы. Описание последнего дня Масленицы (4-го мар.) — дает понятие о прочих. Избранные званы были во дворец на бал утренний, к половине первого. Другие на вечерний, к половине девятого. Я приехал в 9. Танцевали мазурку, коей оканчивался утренний бал. Дамы съезжались, а те, которые были с утра во дворце, переменяли свой наряд. Была пропасть недовольных: те, которые званы были на вечер, завидовали утренним счастливцам. Приглашения были разосланы кое-как и по списку балов князя Кочубея; таким образом ни Кочубей, ни его семейство, ни его приближенные не были приглашены, потому что их имена в списке не стояли. Все это кончилось тем, что жена моя выкинула. Вот до чего доплясалась».

Балы у князя Кочубея, у графа Бобринского, графа Нессельроде, у Д. Л. Нарышкина… В декабре 1833 года Пушкин записал: «Кочубей и Нессельроде получили по 200 000 на прокормление своих голодных крестьян, — эти четыреста тысяч останутся в их карманах… В обществе ропщут, — а у Нессельроде и Кочубея будут балы». 16 декабря: «Бал у Кочубея… был очень блистательный». 17 января 1834 года: «Бал у гр. Бобринского один из самых блистательных».

Необычайно роскошным и многолюдным был бал, данный в воскресенье 29 апреля 1834 года петербургским дворянством по поводу совершеннолетия наследника престола, будущего царя Александра II.

Для этого бала выбрали огромный зал в доме обер-егермейстера Дмитрия Яковлевича Нарышкина на набережной Фонтанки, между Симеоновским и Аничковым мостами. Но зала этого оказалось недостаточно, и, сделав крытый переход, к дому Нарышкина присоединили ряд комнат соседнего дома. Кроме того, поручили архитектору А. П. Брюллову построить роскошную «столовую залу» для парадного ужина. Денег не жалели ни на убранство, ни на освещение, ни на кушанья.

Пушкин 17 марта записал в дневнике: «Много говорят о бале, который должно дать дворянство по случаю совершеннолетия государя наследника… Праздников будет на полмиллиона. Что скажет народ, умирающий с голода?». «Все эти праздники просижу дома, — писал поэт жене. — К наследнику являться с поздравлениями и приветствиями не намерен; царствие его впереди; и мне, вероятно, его не видать».

На балу в доме Нарышкина Пушкин не был, но знал, что Наталье Николаевне это интересно, сообщал некоторые подробности. «Завтра будет бал, на который также не явлюсь. Этот бал кружит все головы и сделался предметом толков всего города. Будет 1800 гостей. Расчислено, что, полагая по одной минуте на карету, подъезд будет продолжаться 10 часов; но кареты будут подъезжать по три вдруг, следственно время втрое сократится. Вчера весь город ездил смотреть залу, кроме меня». И через день: «Вчера был наконец дворянский бал. С шести часов начался подъезд экипажей. Я пошел бродить по городу и прошел мимо дома Нарышкина. Народу толпилось множество. Полиция с ним шумела. Иллюминацию приготовляли. Не дождавшись сумерек, пошел я в Английский клоб…»