Михаил Гордин - Пушкинский век

По воспоминаниям, граф Панин был высокого роста и худощав — в детском костюмчике он несомненно выглядел чрезвычайно карикатурно. Вероятно, под стать ему были и другие ряженые.

Шутовские маскарады давались в царском дворце нередко. Они были необходимыми эпизодами жизни петербургского большого света. Царский дворец превращался в заурядный барский дом, где челядь и многочисленные кормимые хозяином гости всячески изощрялись в шутовстве и дурачествах, дабы угодить богатому барину, а он ни от чего другого не чувствовал такого удовольствия, как от этого заискивания и унижения окружающих.

«Государю неугодно было, что о своем камер-юнкерстве отзывался я не с умилением и благодарностию, — записал Пушкин в дневнике 10 мая 1834 года. — Но я могу быть подданным, даже рабом, но холопом и шутом не буду и у царя небесного».

Рядом с этой записью есть несколько других, как нельзя лучше демонстрирующих решимость поэта совершенно отстраниться от всех затей придворного холопства.

Военная галерея Зимнего дворца. Картина С. Алексеева. 1835 г.

«28 ноября… Я был в отсутствии — выехал из Петербурга за 5 дней до открытия Александровской колонны, чтобы не присутствовать при церемонии вместе с камер-юнкерами, — своими товарищами…

5 декабря. Завтра надобно будет явиться во дворец. У меня еще нет мундира. Ни за что не поеду представляться с моими товарищами камер-юнкерами, молокососами 18-летними. Царь рассердится, — да что мне делать?..

…Я все-таки не был 6-го во дворце — и рапортовался больным. За мною царь хотел прислать фельдъегеря или Арнта».

В бальных залах дворца Пушкин был чужим. С завсегдатаями этих зал отношения его не могли не стать открыто враждебными. Именно резкий контраст между теми физиономиями, которые видел поэт в этих залах, и теми почитаемыми и дорогими ему знакомыми образами, которые смотрели на него в Военной галерее дворца с портретов героев 1812 года, — Кутузова, Раевского, Дениса Давыдова, Ермолова, Инзова, Барклая-де-Толли — мог внушить ему мысль стихотворения «Полководец», посвященного Барклаю-де-Толли. Стихотворение это Пушкин закончил строками:

Эти строки поэт относил не только к Барклаю-де-Толли, но и к самому себе. Постоянная вражда между поэтом и «жрецами минутного», светской чернью, в окружении которой он вынужден был жить, неминуемо должна была привести к открытому столкновению. Так оно и случилось в январе 1837 года.

В этот день петербургские газеты не отметили никаких значительных событий.

Сообщали о награждении орденом управляющего Третьим отделением, объявили о высочайшем благоволении за ревностную службу нескольким жандармским офицерам.

Рассказали о пробных поездках по железной дороге до Царского Села.

Извещали о представлении четырех водевилей на Александринском театре, драмы «Жизнь игрока» на Михайловском и оперы «Бронзовый конь» на Большом…

Этот день — 29 января 1837 года — был последним днем жизни Пушкина.

За три месяца до того, в октябре 1836, года, поэт писал П. Я. Чаадаеву: «Нужно сознаться, что наша общественная жизнь — грустная вещь. Что это отсутствие общественного мнения, это равнодушие ко всякому долгу, к справедливости и истине, это циничное презрение к человеческой мысли и достоинству — поистине могут привести в отчаяние».

В этих пушкинских словах резко и верно нарисована физиономия тогдашнего столичного общества. Поэт говорит о той среде, в которой он живет. Окруженный светскими вертопрахами и интриганами, расчетливыми карьеристами, тупыми солдафонами, Пушкин остается воплощением именно свободной мысли и человеческого достоинства. Все, что делал он, все, что он говорил и писал, исполнено было стремлением к справедливости и истине.

И этого духовного превосходства, этой его внутренней независимости не мог простить Пушкину «свет» — эта, по его словам, «мерзкая куча грязи». Шеф жандармов Бенкендорф, министр народного просвещения Уваров, кавалергардские офицеры из окружения императрицы, продажные журналисты, досужие салонные клеветники — объединились в своей вражде к Пушкину. Затеянная против него подлая интрига привела к дуэли Пушкина с бароном Дантесом-Геккерном, французским эмигрантом, приемным сыном голландского посланника при русском дворе. Его наглые настойчивые ухаживания за Натальей Николаевной, вызывавшие толки в обществе и даже вмешательство царя, пятнали честь поэта, чего он никогда никому не прощал. Это было последней каплей. «В лице Дантеса он искал или смерти или расправы со всем светским обществом» (В. А. Соллогуб).

Стрелялись 27 января 1837 года на Петербургской стороне, у Черной речки.

Пушкин был смертельно ранен. Врачи сразу же признали положение его безнадежным.

Пушкин невыносимо страдал, но мужество и твердость духа не покидали его и в эти страшные дни. П. А. Вяземский писал: «Твердость, спокойствие, ясность духа, которые воцарились в нем с той минуты, когда дуэль… была решена, и не изменили ему ни на месте битвы, ни на одре смертного страдания до последнего вздоха, убедительно показывают, из каких слоев сложена была эта душа, сильная и высокая».

«Я был в тридцати сражениях, — говорил лейб-медик Арендт, — я видел много умирающих, но мало видел подобного».

Жуковский, Вяземский, А. И. Тургенев, лицейский товарищ и секундант Пушкина Данзас, врач и литератор Даль не отходили от умирающего.

Весть о дуэли и ранении Пушкина с поразительной быстротой распространилась по городу.

Дом С. Г. Волконской на набережной Мойки. Литография. 1840-е гг.

28 и 29 января с раннего утра у подъезда была давка. В сенях знакомые и незнакомые засыпали выходивших из комнат вопросами: «Что Пушкин? Легче ли ему? Поправится ли он? Есть ли надежда?» Какой-то старичок, попавший в сени, сказал с удивлением: «Господи Боже мой! Я помню, как умирал фельдмаршал, а этого не было!..»

К середине дня 29-го стало ясно, что Пушкину осталось жить считанные минуты.