Михаил Гордин - Пушкинский век

Что касается Николая I, то, вступив на престол, он вплотную и рьяно занялся государственными делами, вникая во все мелочи и подробности и именно мелочам и подробностям уделяя главное внимание.

Поднимаясь чуть свет, он до полудня читал и подписывал бумаги, принимал министров. «В первом часу дня, — сообщает мемуарист, — невзирая ни на какую погоду, государь отправлялся, если не было назначено военного учения, смотра или парада, в визитацию, или, вернее, инспектирование учебных заведений, казарм, присутственных мест и других казенных учреждений. Чаще всего он посещал кадетские корпуса и женские институты… В таких заведениях он входил обыкновенно во все подробности управления и почти никогда не покидал их без замечания, что одно следует изменить, а другое вовсе уничтожить». Однако неуемная деятельность царя, мелочная и суетливая, не приносила полезных плодов. Большинство должностных преступлений и злоупотреблений обычно сходило с рук. Лишь изредка случайно они обнаруживались, и тогда, по выражению М. А. Корфа, царь видел себя перед «зияющей бездной всевозможных мерзостей, бездною, открывшейся не сегодня, не вчера, а образовавшейся постепенно, через многие годы, неведомо ему перед самым его дворцом».

Управление страной царь осуществлял с помощью сосредоточенного в Петербурге громоздкого государственного аппарата.

Высшим правительственным учреждением империи являлся Государственный Совет, который заседал тут же в Зимнем дворце. Государственный Совет был образован в 1801 году Александром I как совещательный орган при императоре. В его обязанности входило разрабатывать предложенные царем законы, обсуждать их и выносить на утверждение царя. Первоначально предполагалось, что царь будет соглашаться лишь с мнением большинства и ставить резолюцию: «Вняв мнению Государственного Совета, утверждаем». Но так как часто утверждалось мнение меньшинства, Николай I в 1827 году сменил эту формулу на другую: «Быть по сему». Так писал он на бумагах и ставил свое имя…

В сатирическом ноэле Пушкина «Сказки» Александр I обещает подданным:

Место закона петербургский обер-полицмейстер мог занимать потому, что закон не почитался ни во что. Его не соблюдали. Цари управляли страной посредством высочайших повелений, именных указов, рескриптов и распоряжений. Каждый царский указ и становился законом впредь до нового, отменявшего прежний или противоречившего ему. Один за другим летели из Петербурга эти указы по всей империи — от Польши в Европе до Аляски в Америке. Право царя вмешиваться в деятельность любого учреждения, изменять и отменять любые постановления и приговоры низводило даже высших сановников до роли безгласных исполнителей.

Зимний дворец. Литография. 1820-е гг.

При Александре I Государственный Совет делился на четыре департамента: законов, гражданских и духовных дел, военных дел, государственной экономии. При Николае I был образован еще департамент по делам Царства Польского.

В 1810 году, после преобразования Государственного Совета, председателями департаментов были назначены граф П. В. Завадовский, князь П. В. Лопухин, граф А. А. Аракчеев, граф Н. С. Мордвинов. «Известно, — писал Корф, — что продолжительным прениям о том, как их рассадить, и даже нескольким последовавшим пересадкам мы обязаны остроумною баснею Крылова „Квартет“.

таков был взгляд баснописца на пригодность этих лиц к государственной деятельности.

При Государственном Совете состояли Комиссия составления законов, Комиссия прошений, подаваемых на Высочайшее имя, Государственная канцелярия и Канцелярия Комитета министров. Комитет этот должен был во время отсутствия императора решать все дела, «разрешение коих превышает предел власти, вверенной каждому министру». Комитет министров, как и Государственный Совет, заседал в Зимнем дворце.

Судебная система империи отличалась той же бюрократической злокозненностью, что и прочие отрасли российской власти.

Тяжбы между петербургскими жителями — в зависимости от их сословной принадлежности — разбирали уездный, надворный и земский суды в первой инстанции и губернское правление, казенная палата, уголовный и гражданский суды — во второй.

Здания Сената и Синода. Литография П. Иванова по рисунку В. Садовникова. 1830-е гг. Фрагмент.

Вопиющее неправосудие было делом обычным. О многих преступлениях, творившихся в судах, знал и рассказывал в обществе друг Рылеева и Бестужева писатель-декабрист Ф. Н. Глинка, служивший чиновником по особым поручениям при петербургском генерал-губернаторе Милорадовиче. Вот один из его рассказов.

Унтер-офицерская жена Ромашева нанялась в услужение к «двум сестрам-девицам, имевшим наружность знатных господ, но в самом деле во всем смысле развратным». Заподозрив Ромашеву в краже вещей, одна из сестер, состоявшая в связи с квартальным надзирателем, подала заявление в Съезжий дом, и безвинную Ромашеву бросили в тюрьму при Управе благочиния, «ужасную по зловонию и нечистоте». «Оттоле она перешла все узаконенные мытарства и через надворный суд в уголовную палату. Нигде не чинили ей допроса, никуда налицо не приводили, но, судя ее за глаза, приговорили к наказанию плетьми и ссылке в Сибирь. По объявлении сего ужасного приговора и наказав плетьми, повергли опять невинную в ужасное заточение»…

Высшей судебной инстанцией империи был Правительствующий Сенат. Он помещался на Петровской, или Сенатской, площади, в бывшем дворце канцлера А. П. Бестужева-Рюмина, а с 1834 года — в новом великолепном здании, возведенном по проекту К. И. Росси.

Сенат делился на восемь департаментов. Пять из них находились в Петербурге, три — в Москве. Сенату подчинялись все административно-хозяйственные учреждения, он наблюдал за отправлением правосудия, разбирал апелляции и, кроме того, ревизовал губернии.

О том, как велось делопроизводство в Сенате, рассказывает в своих «Записках современника» С. П. Жихарев: «Отец писал, чтоб я похлопотал по березняговскому делу и попросил кого-нибудь в Межевом департаменте Сената о скорейшем окончании этого несчастного процесса, продолжающегося более 17 лет. Рано утром отправился я в Сенат и провозился там до двух часов, отыскивая секретаря Булкина, к которому прежде для справок и наставлений отец адресоваться мне приказал. Булкин с великим огорчением объявил, что он не заведывает более нашим делом и что оно по приказанию обер-прокурора… передано другому секретарю, Степану Степановичу Ватиевскому. „А где ж Ватиевский?“ — спросил я у Булкина. — „А вон сидит там“, — отвечал Булкин. Я обратился к Ватиевскому. Презрительно посмотрев на меня, он спросил довольно грубо: „Что вам угодно?“ Я объяснил, в чем дело. „Сегодня день не присутственный, — сказал он, — извольте прийти в другой раз“. На просьбу Жихарева ответить только, в каком положении дело, секретарь объявил: „Не от нас зависит-с, а от обер-секретаря“». Добравшись наконец до обер-секретаря Крейтера, Жихарев узнал, что дело остановилось за неполучением каких-то новых справок. При этом Крейтер ободрил его и посоветовал «сыскать какую-нибудь протекцию». «Я отвечал, — рассказывает Жихарев, — что… знаком с сенатором И. С. Захаровым, у которого буду сегодня на литературном вечере. „Ну, так и слава Богу! Чего ж, батюшка, лучше? Христос с вами! Успокойте родителей ваших“».