Пауль Карель - Выжженная Земля

Когда поздно ночью 18 января 1943 года Ленинградское радио предупредило слушателей, что будет оглашено специальное сообщение, по изможденному городу уже распространялись слухи о прорыве блокадного кольца. Никто не лег спать. Вывесили первые флаги. Из забитых для тепла окон мрачных домов послышалась граммофонная музыка. Снова ожила надежда — надежда на скорый конец страданиям города.

Определенность пришла около полуночи. До этого власти медлили, возможно, хотели окончательно убедиться. Сообщение по Ленинградскому радио началось словами: «Блокада прорвана. Мы давно ждали этого дня. Мы всегда верили, что он будет. Когда мы хоронили своих близких в мерзлую землю братских могил, мы вместо прощального слова клялись им: «Блокада будет прорвана!»

Общеизвестно, что русские не смогли выйти к Кировской магистрали, но этот провал скоро был возмещен: в течение двадцати пяти дней советские рабочие построили временную 35-километровую линию через болото, вдоль берега Ладожского озера, из Полгами в Шлиссельбург, и оттуда по временному мосту до линии в Ленинград. Эту дорогу, разумеется, немцы в любой момент могли перерезать. Но об этом знали только специалисты.

6 февраля временная железная дорога вступила в действие. В Ленинграде сразу же увеличился хлебный паек: с 250 до 600 граммов для рабочих, со 125 до 400 — для остальных жителей. Эти цифры красноречивее, чем что-либо другое, говорят о том, что Ленинград остался в блокаде. Узкий коридор с импровизированной железной дорогой не обеспечивал регулярного снабжения города-крепости.

Эта ситуация заставила советское командование продолжить бои южнее Ладожского озера, чтобы все-таки выйти на Кировскую магистраль и отвоевать железнодорожный узел Мга. Без промедления начались вторая и третья фазы второго сражения на Ладоге.

Свою прежнюю роль играли два старых краеугольных форпоста немецкой обороны — опорный пункт Городок на Неве с больницей и электростанцией и с другой стороны укрепления 366-го гренадерского полка в Поселке 7, названные по имени командира полка «рубеж Венглера». Именно эти два пункта и препятствие на высоте у Синявина решили исход новой битвы.

Больница в Городке теперь являла собой лишь руины, главные крылья были разрушены, но саперы 3-й роты лейтенанта Бренделя из 240-го инженерно-саперного батальона стойко держались за эти кирпичные развалины. Значительную помощь преимущественно во время советских танковых атак оказывал 1-й дивизион 240-го артиллерийского полка под командованием майора Бауэра.

Орудия стояли на южной кромке леса «Шайдисвальд». Лейтенант Фолькман находился в больнице с самого начала сражения в качестве корректировщика огня. Раз за разом он спасал гренадеров и саперов своевременным заградительным или сосредоточенным огнем по намечавшимся участкам прорыва. В конце дня 17 января батарея по наводке Фолькмана разнесла советские исходные позиции в треугольном лесу. Вдруг связь оборвалась. Орудия больше не выпустили ни единого снаряда. Что произошло?

Радист Фолькмана снова и снова вызывал орудийные расчеты батареи. Ответа не было. Оборвалась связь и с полком.

«Я немного посплю», — сказал лейтенант и лег на койку в подвале. Дым от развалин на первом этаже проникал через коридоры и лестницы, от зловония слезились глаза, но смертельно усталый Фолькман сразу же уснул. Однако через полчаса его разбудили: «Господин лейтенант, господин лейтенант, установлена связь с полком!»

Фолькман сел: «И что случилось на батарее?»

Унтер-офицер помедлил, потом сказал: «Батарею раздавили советские танки. Погибли, видимо, все. Радист спасся в каком-то укрытии, он время от времени выходит на связь с полковником Херцем».

Лейтенант Фолькман соскочил с койки. Раздавили? Все убиты? «А орудия, что случилось с орудиями?» Унтер-офицер пожал плечами.

До позиций батареи было примерно два километра. Два километра — сначала через кольцо вокруг больницы, потом по участку, простреливаемому противником. Но Фолькман долго не раздумывал. «Я должен узнать, что случилось. Может быть, им нужна помощь. Я иду».

Он сунул за пояс пять ручных гранат, накинул на плечо автомат и вышел в ночь, один. Фолькман перебегал от дерева к дереву, от одного куста к другому, прятался в воронках и заснеженных торфяных выработках.

Дошел до линии заводской железной дороги. За ней должна быть бревенчатая дорога, которая ведет от электростанции к командному пункту дивизии в Рангуне. Теперь осторожнее. Он, должно быть, почти на месте. Тут он узнал позиции расчета № 1. За брустверами в лунном свете стояли орудия.

Фолькман перепрыгнул бруствер, нагнулся, офицер — мертв. Вокруг орудий лежали артиллеристы. Разорваны снарядами. Изрешечены автоматными пулями. Вдруг Фолькман подскочил, затаив дыхание, прислушался. Вот опять — стон. Он осторожно подполз к орудию № 4. Под станком лежал наводчик, серьезно раненный пулеметной очередью, но живой.

Фолькман шепотом заговорил с раненым. Да, он был в сознании. Когда подошли советские танки, наводчик бросился под станок. Шедшая за танками пехота скосила всех. Майор Бауэр, командир батареи, тоже был на позиции. Он, должно быть, лежит где-то совсем рядом. Фолькман поискал его. Нашел. Мертв, как и все остальные.

Как ни странно, но русские оставили орудия нетронутыми. Они, вероятно, намеревались их отбуксировать, явно думая, что они в безопасности и располагают неограниченным временем.

«Пора», — подумал Фолькман. Но сначала поспешил к медицинскому бункеру. Там было пусто. Офицер медицинской службы и его санитар лежали около орудия № 2, мертвые. У входа в бункер Фолькман нашел салазки с ремнем и одеялом, надел на себя ремень и положил на салазки наводчика. Так он отправился в обратный путь. Раненый стонал при каждом толчке смазок. Фолькман покрывался потом, несмотря на мороз в 20 градусов. Его дорогу пересекали советские дозоры. Снова и снова он падал на снег, задерживал дыхание и зажимал рукой рот раненого.

Советская артиллерия поливала снарядами болото и лес. Фолькману пришлось петлять, и он потерял направление. Теперь ему нужно было быть вдвое осторожнее, чтобы не нарваться на пулю какого-нибудь немецкого дозора.

Наконец лейтенант услышал слабые голоса. Говорили по-немецки. Он закричал. Несколько минут спустя его доставили на командный пункт соседней 96-й пехотной дивизии.

Генерал-майор Нёльдехен выслушал рассказ лейтенанта с изумлением. Орудия в порядке? Подполковник Деегенер, начальник оперативного отдела, немедленно собрал солидный штурмовой отряд саперов и гренадеров. Под руководством лейтенанта Фолькмана они пробились к позициям раздавленной батареи.

На этот раз без боя не обошлось. Русские тоже двигались в том же направлении, намереваясь забрать немецкие орудия. Но штурмовой отряд Фолькмана захватил их врасплох и занял орудийные позиции. Другой штурмовой отряд отправил туда из 240-го артиллерийского полка полковник Херц.