Pичард Дэвенпорт-Хайнс - Ледяной призрак. Истории с «Титаника»

Строительство железной дороги «Гранд Транк Пасифик» (Grand Trunk Pacific Railway) началось в 1903 году. Хэйс определил, что она станет лидером среди железных дорог, построенных в соответствии с высочайшими стандартами. Однако из-за его перфекционизма завершение проекта затянулось, и к 1912 году долги компании выросли до огромных размеров. Решение Хэйса-больше похожее на слепое упрямство или необоснованную гордость — заключалось в том, чтобы потратить больше денег на модернизацию подвижного состава, укладку двойных путей и строительство роскошных отелей в больших городах. Первый из этих отелей «Шато Лорье» (Chateau Laurier) в Оттаве был недавно достроен, и Хэйс собирался присутствовать на его торжественном открытии в конце того же месяца. Он посетил Европу якобы для изучения отелей «Ритц», чтобы улучшить качество планируемых отелей сети «Гранд Транк», а на самом деле его главная задача заключалась в том, чтобы разубедить лондонский совет директоров и британских инвесторов, так как некоторые из них считали, что Хэйс обманул лондонских директоров относительно проекта железной дороги «Гранд Транк Пасифик», его политика определенно вела железную дорогу к банкротству. В 1919 году она не выполнила своих обязательств по займам и попала в руки ликвидаторов, которые вскоре приняли решение о национализации всей сети. Стратегия и тактика Хэйса потерпели позорный провал.

Хэйс путешествовал с женой Кларой, ее служанкой Мари Анн «Энни» Перро, дочерью Ориан (которой исполнилось 27 лет), ее мужем — биржевым маклером по имени Торнтон Дэвидсон, и Вивианом Пейном, 22-летним молодым человеком, у которого не было родителей. После окончания школы в Монреале он стал протеже и персональным секретарем Хэйса. Торнтон Дэвидсон был сыном Чарльза Дэвидсона, председателя верховного суда Квебека. Члены его семьи были убежденными протестантами, их старший сын Ширли Дэвидсон, один из лучших яхтсменов Канады, в 1907 году совершил самоубийство, утопившись в реке Святого Лаврентия вместе со своей невестой-католичкой, на которой отец запретил ему жениться. У Торнтона Дэвидсона было квадратное лицо, он выглядел упорным, решительным и бескомпромиссным человеком. Он руководил своей собственной брокерской фирмой в Монреале и был одним из тех брокеров, чей успех заключается в их силе и легкости. Спортивный завсегдатай клубов, он здоровался со многими за руку, обменивался разными откровенными историями и заключал сделки в качестве члена Теннисного клуба, Монреальского клуба охотников, Монреальского клуба жокеев, Монреальского клуба поло, Монреальской любительской ассоциации легкой атлетики и Королевского яхт-клуба Святого Лаврентия.

Это была захватывающая эпоха для канадских биржевых маклеров, особенно если они не обременяли себя бесконечными сомнениями. Первый расцвет индустриализации в Канаде пришелся на текстильную промышленность, пивоваренные компании, мукомольные производства, металлургические комбинаты, подвижной состав и сельскохозяйственные орудия. Вторая волна индустриализации, в эпоху бума 1896–1913 годов, во время правления Лорье, затронула сталелитейные производства, прецизионные станки, цементную и химическую промышленности, производство электроэнергии. Именно во время этого бума любитель присваивать себе чужие деньги банкир «Бриллиантовый Джим» Бакстер накопил состояние, которое позволило его вдове Элен путешествовать подобно особе королевских кровей вместе со своими детьми на «Титанике». После 1909 года Канада находилась в агонии бума слияния компаний, учредители основывали новые виды бизнеса, в результате чего появлялись бумажные миллионеры. В сфере Хэйса и Дэвидсона появилось много неожиданных, эффектных и опасных возможностей обогатиться. Бернард Беренсон посетил Монреаль в 1914 году, «Единственное, о чем думают эти провинциальные миллионеры — сообщила его жена. — это как построить чрезвычайно отвратительные дома из коричневого камня (местный камень обладает мрачным синевато-серым цветом), и о том, как развесить в своих разнообразных, очень сильно отапливаемых комнатах огромную коллекцию последственных картин в позолоченных рамах, которые часто являются поддельными, но даже если они и подлинные, то выглядят очень бедно. Здесь нас встречают обычные пейзажи барбизонских окрестностей, некоторые работы вашего любимого Рембрандта, несколько подлинных полотен Гойи и несколько подделок под Веласкеса, нескончаемая вереница картин «Английской школы» и живопись «Франции XVIII века», японские безделушки в таком количестве, что в них можно зарыться, — все скучное и ужасное, и в то же время являющееся источником бесконечного удовлетворения для своих владельцев».

Помешательство на ниве коллекционирования было отлично представлено на «Титанике» в лице Уайденеров. Старый Питер Уайденер, транспортный миллионер из Филадельфии и сподвижник Пьерпонта Моргана, собрал коллекцию живописи в фамильном особняке «Линнвуд». Его сын Джозеф также без разбора скупал все художественные полотна, а его другой сын Джордж с готовностью платил за коллекцию серебра и фарфора, которую собирала его жена, а его младший внук Гарри в 1912 году превратился в лучшего библиофила Америки.

Молодые американцы были взращены в заоблачных вершинах светского общества, они подобно Гарри Уайденеру начинали пересекать Атлантику на самых быстроходных и самых дорогих лайнерах, еще будучи маленькими детьми.

Эдит Уортон описала молодого человека по имени Трой Балкнап, который с шести лет каждое лето в июне отправлялся на лайнере из Нью-Йорка в Европу. «Его семья приезжала в порт Нью-Йорка в большом тихом автомобиле, он прощался с отцом, целовал его в щеку, пожимал руку шоферу, своему закадычному другу и вслед за служанкой своей матери взбирался на трап. На борту один стюард нес сумку его матери, а другой вел ее французского бульдога. Затем в течение «шести золотых дней» Трой… гулял по палубам, плескался в голубой соленой воде, до краев наполняющей его фарфоровую ванну, обедал и ужинал вместе со взрослыми в ресторане Ритц и важничал перед другими детьми, которые еще ни разу не плавали через Атлантику, а поэтому не знали стюардов, или старшего стюарда, или капитана, или то, на какой палубе можно погулять со своей собакой или как убедить офицера, несущего вахту, позволить вам на минуту вскарабкаться на капитанский мостик». На седьмой день утром они прибывали в Шербур, и Трой Белкнап спускался вниз по трапу со своей матерью, служанкой и французским бульдогом, а затем они все направлялись к уже ждущему, улыбающемуся и приветствующему их французскому шоферу (с которым он был так же дружен, как и с его нью-йоркским коллегой). «Затем — через несколько минут, в течение которых быстро и с улыбкой миссис Белкнап здоровалась и садилась в машину, бесшумно заводился мотор, и они ехали в восточном направлении через сады Нормандии. За окном проносились чудесные картинки: деревни с крытыми соломой крышами, с квадратными башнями церквей в лощинах зеленого пейзажа, или же серые сияющие города, расположенные над реками, чьи соборы напоминали пришвартованные в портах корабли». Трой Балкнап, казалось, практически повторял путь Гарри Уайденера, который садился на борт «Титаника» вместе со своими родителями, после того как они какое-то время прожили в отеле Ритц в Париже. Они путешествовали вместе со слугами Эдвином Кипингом и Эмили Гайгер.