Лев Вершинин - Дорога без конца (без иллюстраций)

По мнению парагвайского историка Фабиана Чаморро, «оглушительные, затягивавшиеся на сутки дебаты о патриотизме имели очень обыденную подкладку. Депутаты, рассуждая о справедливости, конституции, борьбе с тиранией и даже "позорной коррупции", в сущности, требовали разделить с ними призы "победы демократии", в которую они тоже внесли свой вклад. Пойди Риварола навстречу их лидеру, Хосе Сегундо Декауду, и вернись в казну хотя бы часть пропавших средств, кризис был бы урегулирован. Но Риварола не собирался этого делать, и еще меньше собирался это делать Гилл».

В такой обстановке, - не помогали даже жалобы в Байрес (в ответ шли исключительно рекомендации типа "Брали кредит через Бразилию, вот и разбирайтесь сами"), - конфронтация не могла не углубляться, и углублялась: в итоге, дело перешло в суд, и суд признал объяснения министра финансов неудовлетворительными, после чего Конгресс отправил его в отставку. Такое право при наличии двух третей голосов «за» у депутатов было, - но президент наложил свое «вето», на что тоже имел право, и в итоге встал вопрос об импичменте. Однако Риварола сработал на упреждение. 15 октября 1871 года он подписал указ о роспуске парламента и назначил дату новых выборов – 8 декабря. Сей ход, правда, автоматически понижал его статус до «исполняющего обязанности», зато полностью обнулял полномочия депутатов.

Естественно, такой финт пришелся крайне не по душе: через пару дней, собравшись в местечке Такуарари, отставные парламентарии (цвет «умеренного» проаргентинского крыла) объявили о «революции против тирании нового Лопеса», однако бунт был подавлен в зародыше Нацгвардией и «активистами» - частной армией президента, а также калеками из Фонда Guarara, после чего начались расправы, и не только на месте событий: в Асунсьоне тоже творилось неописуемое.

Особых убийств, правда, не случилось, - десятка два жертв, - но всех, кому не нравился президент, даже непричастных к событиями, избивали, а то и калечили, - но что интересно, военный министр Кабальеро (кстати, член правления вышеупомянутого фонда) категорически отказавшись участвовать в «братоубийстве» и призвал своих сторонников не вмешиваться, вопреки просьбам дона Сирило передумать, подал в отставку, оставшись в стороне от событий. Как и большинство его окружения, ушедшего в отставку вместе с доном Бернардино. А вместе с ними покинул пост госсекретаря и дон Кандидо Баррейро.

В принципе, расчет Риваролы был точен. Переговорив с послами Аргентины и Бразилии, он нашел у них полное понимание, а провести выборы в нужном ключе после зачисток, да еще и имея деньги (свои плюс сеньора Гилла) проблем не составляло, - кандидатов подобрали из числа проаргентинских «радикалов», проявивших во время событий полную лояльность, - и дон Сирило накануне выборов, подчеркивая полную незаинтересованность, убыл в родовое имение, ничуть не сомневаясь, что министр финансов, лично работавший с кадрами, сделает все, как нужно, и новый состав парламента подтвердит его полномочия.

Однако получилось совсем иначе. На первом же заседании кто-то вопреки утвержденному сценарию заявил, что человек, уличенный в коррупции, не может быть лидером нации, кто-то помянул о «кровопролитиях в Такуарари», а еще кто-то - «мятеж против законного президента Факундо Мачаина». В итоге, кандидатуру Риваролы даже не поставили на голосование, временным же президентом единогласно назначили вице-президента Сальвадора Ховельяноса, кандидатуру которого поддержал генерал Бениньо Феррейра, молодой и дерзкий командующий Нацгвардией, сообщив Конгрессу, что никого другого «армия» не потерпит.

Впрочем, никто и не возражал. Ни военные, ни гражданские, ни lopistas, ни liberales. Да и сам Риварола, запросив, на всякий случай, послов Империи и Аргентины, но не получив ответа даже на уровне вежливой отписки, все понял правильно, сдал ленту и в тот же день покинул столицу, наглухо засев в удаленном от столицы семейном имении, на всякий случай, превращенном в маленькую крепость, охраняемую двумя сотнями прекрасно оплачиваемых pistolleros.

Таким образом, к рулю в Асунсьоне прорвались самые «радикальные либералы» (новый глава государства, считаясь «умеренным», на деле мало от них отличался), полностью ориентированные на Байрес, - а все видные lopistas (в первую очередь, военные), наотрез отказались от министерских портфелей. По «убедительной просьбе» Бразилии, в новый кабинет вошел только д-р Гилл (как министр финансов, подписывавший документы о британском кредите). Да еще, изрядно поломавшись, МИД принял сеньор Баррейро, альтернативы которому у «легионеров» не было, поскольку никто в Парагвае не имел таких связей в Лондоне, как он, но их влияние при таком Конгрессе было, мягко говоря, очень ограничено.

Короче говоря, в политическом смысле 1871 год завершился полной победой Аргентины, «прислужники тирана» и «наймиты рабовладельцев» улетели на обочину процессов, а бюджет наконец-то оказался под контролем депутатов. Однако отзывать все проигравшего посла Бразилии никто и не думал. Напротив, как указывает в своем дневнике Жуан Баррозу, барон Котежипи, «получив информацию о составе правительства, я, прежде чем сесть за отчет виконту и Его Величеству, велел откупорить заветную бутылку шампанского, присланную для такого случая из Парижа. Увертюру к нашему бенефису оркестр сыграл превосходно».

Итак, барон Котежипи праздновал с шампанским. Он справился. Казалось бы, Империя потеряла все свои фигуры (включая Кабальеро, уехавшего из столицы, и Гилла, по приказу Бенно Ферейры арестованного и депортированного в Бразилию), но в то же время имперская дипломатия убила сразу несколько жирных зайцев. Во-первых, вычеркнула из игры опасно амбициозного, постоянно на подозрении Риваролу, а во-вторых, предоставила либералам из «аргентинской» партии сомнительную честь единолично иметь дело со страной, лежавшей в руинах, с пустой казной и озлобленным полуголодным населением. В-третьих же…

О, вот в этом самом «в-третьих» и заключалась главная изюминка. В самом начале 1872 года, не дав свежеиспеченному президенту толком проспаться после Рождества, посол Бразилии положил ему на стол не проект, но чистовик мирного договора между Империей и Парагваем, причем, Асунсьону весьма выгодный. Нет, своего Империя, конечно, не упускала. Документ предусматривал аннексию ранее «спорных» территорий и большую контрибуцию (тут возражать не приходилось), зато Дом Педру принимал на себя функции гаранта сохранения за Парагваем всех земель, оккупированных Аргентиной, кроме тех, которые полагались ей по «трехстороннему» пакту 1865 года. Также Рио отказывался от права вмешиваться во внутренние дела Парагвая без просьбы его правительства, и больше того, обязывался убедить Уругвай снять денежные претензии. Плюс, поскольку кредит, взятый при Ривароле, растворился, брал обязательство в скорейшие сроки договориться с Лондоном о втором займе.