Андрей Сахаров - Дипломатия древней Руси: IX - первая половина X в.

В подтверждение этого можно обратиться и к последующему русско-византийскому договору — 944 г., где первым среди русских послов стоит некий Ивор, именуемый послом великого князя Игоря, а послы делились на первого, Игорева "сла" и на остальных, "объчих" послов. И среди этих "общих", как перевел Б. А. Романов, а точнее, обычных, рядовых послов не все были равны. Их ранг определялся тем, кого они представляли.

Второй посол именуется "слом" Игорева сына Святослава, хотя наследнику, согласно летописи, в то время было всего два года; третий посол представляет княгиню Ольгу, остальные — иных родственников великого князя и государственных деятелей {434}.

Интересно сопоставить функции уже знакомых нам дипломатов древности — грека Петра, перса Зиха и русского Карла.

Магистр Петр возглавлял греческое посольство в Персию еще в 550 г., затем в 552 г. вел переговоры с папой Вергилием и, наконец, в 562 г. отправился для заключения мира к шаху Хосрову I {435}. Для истории византийской дипломатии характерны случаи, когда видные государственные и военные деятели, духовные особы, включая патриархов (как это было в X в. во время переговоров с болгарским царем Симеоном), регулярно подвизались на дипломатическом поприще, выступая в качестве руководителей посольских миссий в различные страны. Такая практика стала со временем международной.

Из "Истории" Менандра известно, что Зих неоднократно вел переговоры с византийским правительством по поводу спорных проблем {436}.

Карла на дипломатическом поприще мы встречаем дважды — в 907 и 911 гг. Вероятно, уже в X в. руссы не остались в стороне от международной дипломатической практики, согласно которой посольскую службу несли люди, искушенные в области международных дел. Карл по существу первый известный нам "кадровый", если можно так выразиться, русский дипломат. Да и другие четыре посла, включая и Стемида, уже встали на путь выполнения постоянных дипломатических поручений. Но уже в период переговоров 907 г. и в договоре 911 г. встречаются первые следы посольских рангов, которые получили столь яркое отражение во время выработки русско-византийского договора 944 г. Достоинство послов определялось не только их дипломатической искушенностью, но и их местом в системе складывавшейся феодальной иерархии. Очевидно, и появление Инегельда на втором после Карла месте среди первой четверки прежних послов указывает на определенное положение, занимаемое им то ли в великокняжеской дружине, то ли в какой-либо иной правительственной сфере.

Кого же представляли эти 15 послов? В договоре 911 г. записано, что послы рекомендуют себя следующим образом: "Мы от рода рускаго… иже послани от Олга, великого князя рускаго, и от всех, иже суть под рукою его, светлых и великих князь, и его великих бояръ…" И далее в договоре еще не раз проводится эта же мысль. Ниже говорится, что послы уполномочены "на удержание и на извещение" "любви" между Византией и Русью "похотеньем наших великих князь и по повелению от всех, иже суть под рукою его сущих Руси", что греки должны хранить "тако же любовь ко княземъ нашим светлым рускым и ко всем, иже суть под рукою светлаго князя нашего…" {437}.

Эту характеристику русского посольства отечественная историография в основном рассматривала как факт, подтверждающий отсутствие на Руси единого государства и его раздробленность на отдельные политически независимые земли, что и отразилось якобы в титулатуре послов, представлявших не только великого князя Олега, но и других русских светлых и великих князей. Еще в 1847 г. В. Лешков писал: в X в. "посол не был представителем государства, потому что оно еще не состоялось". "Элемент народный" усмотрел здесь и А. В. Лонгинов. В. И. Сергеевич также подчеркнул, что греки обязались хранить "любовь" не только к одному Олегу, но и к светлым русским князьям. Д. М. Мейчик увидел в посольском титуле элемент широкого представительства. Реальными историческими фигурами, от имени которых действуют послы, считал "светлых князей" М. К. Любавский {438}.

С. В. Бахрушин также отметил, что "светлые князья" посылали в Константинополь для заключения договора самостоятельных послов наравне с великокняжескими, а их исчезновение из договора 971 г. Святослава Игоревича с Иоанном Цимисхием указывает на установление единства Руси {439}. В 1938 — 1945 гг. эту точку зрения поддержал Б. Д. Греков. Он полагал, что договоры Руси с греками заключались в первую очередь в интересах "светлых князей" и бояр, которые принимали в этом процессе через своих "уполномоченных активное участие", что русские женщины Ольга, Предслава направляли в Византию своих послов и т. д. {440}.

По-иному подошел к вопросу С. А. Гедеонов. Он рассматривал слова "мы от рода рускаго" как "техническую формулу", как "формулу византийской дипломатии", соответствующую "обычным формулам договорных актов" {441}.

Третью точку зрения высказал В. Т. Пашуто. "Договор заключен, — пишет он, — от имени "великого князя рускаго и от всех, иже суть под рукою его, светлых и великих князь, и его великих бояръ", т. е. от имени главы государства и его вассалов (подручников)" {442}.

Мы считаем, что ни о каком "народном представительстве", ни о каком представительстве "светлых князей" и бояр, "вассалов" великого князя, русскими послами в Константинополе не может быть и речи. Они представляли единое древнерусское государство, и само уже их появление в Константинополе являлось фактом единой древнерусской государственности, хотя можно, видимо, спорить о степени этого единства, о путях его дальнейшей эволюции. По данным епископа Пруденция, еще посольство 838 — 839 гг. представляло не какую-либо группу раннефеодальных правителей, а "народ" по имени "рос"; именно как представители народа, страны, государства послы были приняты в Константинополе при дворе императора Феофила, а затем препровождены вместе с византийским посольством в Ингельгейм, к королю франков. Общегосударственный характер посольства подтверждается не только тем, что и в 911 г. послы говорили "от рода рускаго", т. е. вновь представляли народ, государство, но и тем, как расшифровывается само это понятие "от рода рускаго" (потому что дальнейшее перечисление лиц, от имени которых послано посольство, нельзя понять иначе, как именно раскрытие данного понятия). Итак, на первом месте стоит великий князь Олег, а далее идут те самые "светлые и великие князья", которые дали повод к отрицанию общегосударственного, общерусского характера посольства. Важно отметить, что они упомянуты не просто через запятую после Олега — о них четко сказано: все они "суть под рукою его". Во втором случае снова подчеркнуто, что послы появились при константинопольском дворе "похотеньем наших великих князь", т. е. великого князя Олега, "и по повелению от всех, иже суть под рукою его, сущих Руси". И в третьем случае говорится, что греки должны хранить любовь ко всем светлым русским князьям, которые "суть под рукою светлого князя нашего". Таким образом, понимание "рода рускаго" в документе вполне определенно: послы представляют всю русскую землю, ее верховную власть — великого князя Олега и всех подчиненных ему князей. Эта формула точно корреспондирует с процессами объединения русских племен под властью Киева, о которых летопись поведала несколькими страницами выше. Олег продолжил объединение восточнославянских племен под властью Киева, обложил их данью, повел с собой в поход на Византию. Это и есть видимое отражение той вассальной зависимости "светлых князей" от главы государства, о которой писал В. Т. Пашуто, наглядное свидетельство создания единого древнерусского государства. Представительство же русского посольства в договоре 911 г. отразило не одну из ступеней этого единства, а возникновение государства как такового. Подчеркиваем, что это было общерусское, общегосударственное представительство. Посольство, возглавляемое Карлом и его помощниками, действовало от имени Руси в целом. При этом под "Русской землей", Русью мы понимаем государство, включающее как территорию бывших восточнославянских племен, перешедших под власть Киева, так и зависимую от него "многоязычную сферу" {443}.