Коллектив авторов - Война во время мира: Военизированные конфликты после Первой мировой войны. 1917–1923

Достаточно много документов и исследований опубликовано по антиеврейским погромам {353} 353 Милякова Л.Б. (Ред.). Книга погромов. Погромы на Украине, в Белоруссии и Европейской части России в период Гражданской войны 1918–1922 гг.: Сб. док-тов. М., 2007; Будницкий О.В. Российские евреи между красными и белыми (1917–1920). М., 2005; Abramson Н. A Prayer for the Government. Ukrainians and Jews in Revolutionary Times, 1917–1920. Cambridge, 1999. . Оценки количества жертв существенно разнятся. Белые генералы в целом не были зачинщиками погромов и не поддерживали антиеврейские выступления {354} 354 Kenez P. Civil War in South Russia, 1919–1920. The Defeat of the Whites. Berkeley, 1977. P. 166–177. . Деникин опасался дестабилизирующих последствий погромов {355} 355 Деникин А.И. Очерки русской смуты. T. 5. С. 159. . В некоторых случаях виновных отдавали под суд. Но этим командующие вызывали недовольство офицеров, что обычно вело к отмене приговоров [25] Ричард Пайпс ( Pipes R. Die russische Revolution. Berlin, 1993. Bd. 3. S. 168–192) в принципе не видит ответственности Добровольческой армии за погромы на Украине. . Антисемитские настроения — негативный образ жестокого комиссара-еврея или еврейских элит, проникших во все политические партии, — возбуждали отделы пропаганды и агенты спецслужб {356} 356 Сообщения секретной службы Азбука от 22 марта 1918 г., 28 марта 1918 г. и без даты (HLA. Vrangel’ Collection, b. 30, f. 10; b. 29, f. 1, 2). См. также: Herbeck U. Das Feindbild vom «jüdischen Bolschewiken». Zur Geschichte des russischen Antisemitismus vor und während der Russischen Revolution. Berlin, 2009. . На плакатах и в печати коммунисты-евреи были изображены «чудовищами», «пауками» или «мухами» {357} 357 Бабурина Н.И. (Ред.). Россия — XX век. История страны в плакате. М., 1993; Она же. Русский плакат Первой мировой войны. М., 1992. . В этих кампаниях участвовали и представители духовенства православной церкви, хотя патриарх Тихон в своем пастырском послании от 21 июля 1919 года характеризовал насилие против евреев как «бесчестие для тебя, бесчестие для Святой Церкви» {358} 358 Калинин И.М. Под знаменем Врангеля. Заметки бывшего военного прокурора. Л., 1925. С. 126 и след.; Штиф Н.И. Погромы на Украине. Берлин, 1922. С. 71. . [26] Чаще всего приводят в пример имена таких известных духовных лиц, как о. Владимир Востоков, который винил в революции евреев, или митрополит Киевский Антоний (Храповицкий) (BAR. Vostokov Collection, b. 1). О высказывании патриарха Тихона см.: Pipes R. Revolution. Bd. 3. S. 188.

Непредставимые ужасы и повседневное насилие революции и Гражданской войны описаны неоднократно {359} 359 Микроисторию повседневности в калейдоскопе сменяющихся режимов см.: Нарский И.В. Жизнь в катастрофе. Будни населения Урала в 1917–1922 гг. М., 2001. С. 222–270. . Человеческая жизнь ничего не стоила, когда речь шла о защите или ретроспективной легитимации выступления за «справедливое» и «святое дело». Злодеяния белых и красных походили друг на друга. Их корни глубоко уходят в довоенное время. В XIX веке радикальные активисты социальных и национальных движений призывали к насильственному «освобождению» от «гнета царизма» {360} 360 Geifman A. Thou Shalt Kill. Revolutionary Terrorism in Russia, 1894–1917. Princeton, 1993. . С наступлением нового века «террористы нового типа» оправдывали свои акции высокими политическими целями {361} 361 К проблеме «асоциального» насилия и преступности: Neuberger J. Crime, Culture, and Power in St. Petersburg, 1900–1914. Berkeley, 1993; Frank S.P (Ed.). Cultures in flux: lower class values, practices, and resistance in late imperial Russia. Princeton, 1994. . Ассоциировавшаяся с «чернью» «теневая сторона» революции 1905 года соответствовала логике вооруженного восстания, поскольку в баррикадных боях «закоренелый преступник» был нужнее теоретиков {362} 362 Так высказывался A.B. Богданов (цит. по: Geifman A. Thou Shalt Kill. P. 154). .

Первая мировая была, таким образом, не единственным источником, но интенсивной школой насилия {363} 363 Holquist P. Violent Russia, Deadly Marxism? Russia in the Epoch of Violence, 1905–21 // Kritika. 2003. Vol. 4. № 3. S. 627–652. . Сотни тысяч экстренно мобилизованных крестьянских и рабочих сыновей были изъяты из их привычной жизненной среды. Домой они вернулись с «верой в меч» и «культом силы и воли» {364} 364 Далин Д. После войн и революций. Берлин, 1922. С. 5. . Здесь они столкнулись с не справлявшимися со своими задачами властями, разорванными коммуникациями и анархической самоорганизацией. Самосуд был распространен даже в областях, которые не были непосредственно затронуты Первой мировой войной. И пока страна уходила из-под контроля, Временное правительство хотело создавать правовое государство, провозгласить амнистию, реформировать уголовное право и отменить смертную казнь {365} 365 Hasegawa Ts. Crime, Police, and Mob Justice in Petrograd during the Russian Revolutions of 1917 // Timberlake Ch.E. (Ed.). Religious and Secular Forces in the Late Tsarist Russia. Essays in Honor of D.W. Treadgold. London, 1992. P. 241–271. . Белые диктатуры были уже далеки от таких амбиций.

После Первой мировой войны, революции и Гражданской войны около 2 миллионов человек оказались в эмиграции, стали беженцами или были изгнаны из родных мест. Но социальный и идейный микрокосмос русского общества за рубежом во многих отношениях ориентировался на родину и был тесно с ней связан. Интеллектуальное диссидентство, которое должно было приспосабливаться к изменившимся условиям, пережило краткую напряженную пору поиска новых вех и новых связей. Этому периоду мы обязаны биографиями «странников между мирами», которые воплощали собой также перемену убеждений и кредо. Они вращались, пока это было возможно, и в идейном, и в физическом смысле между «Россией в зарубежье» и «родиной социализма», уповая на эволюционное изменение коммунистического режима.

«Борьба идей» {366} 366 Милюков П.Н. Россия на переломе. Большевистский период русской революции. Париж, 1927. Т. 2. С. 5. перемешала с начала 1920-х годов между собой «демократический» и «реакционный», «социалистический» и «либеральный» антибольшевизм. Это создало пространство для кампаний по примирению с Советской Россией. Советские органы, со своей стороны, не только наблюдали за интеллигентской средой, но и оказывали на нее через своих агентов прямое влияние. Целью было раздробить антибольшевизм на мелкие фракции и побудить как можно большее число эмигрантов вернуться обратно. Из модулей идейного рынка дезориентированного эмигрантского общества несколько известных мыслителей — прежде всего из числа достигших этой известности благодаря разрушению иерархий — сконструировали концепты «примирения» противоположностей. Не сочетаемые прежде идеологемы складывались с поразительной естественностью в характеристики современности и объяснение мира. Между противоположностями появлялись удивительные пересечения, дававшие основу для смелых гибридов мысли. Они поддерживали иллюзию в возможности диалога с открытым исходом. Националисты открыли для себя преимущества большевизма, большевики больше не казались антагонистами патриотизма.