Коллектив авторов - Война во время мира: Военизированные конфликты после Первой мировой войны. 1917–1923

«Белое дело» осталось предоставленным самому себе. Через газеты, журналы, книжные серии и мемуары офицеры вступали в интенсивную дискуссию. Она продолжалась десятилетиями и превращала борьбу с большевиками в своего рода дуэль века. Воскрешались в памяти походы эпохи Гражданской войны, собирались эмблемы, участники тех боев обменивались героическими биографиями. Советская героическая сага оказалась подспудно сплетена с этим самоотражением, поскольку ему требовался колоссальный, пусть и демонический противник {382} 382 О сталинистском мегапроекте многотомной истории Гражданской войны под редакцией М. Горького, К. Ворошилова, С. Буденного и И. Сталина см.: MacKinnon Е. Writing History for Stalin. Isaak Izrailevich Mints and the Istoriia grazhdanskoi voiny // Kritika. 2005. Vol. 6. № 1. P. 5–54. . Что в этом сочлененном двойном нарративе или отсутствововало, или проецировалось на противоположную сторону, так это беспощадность ведения войны, безразличие к гражданскому населению и безусловное оправдание насилия. Это обеспечивало видным перебежчикам или возвратившимся в свой лагерь из противного легкость перемены командных постов в одном лагере на службу другому — как, например, в случае Якова Александровича Слащова, «палача Крыма». Вскоре после эвакуации врангелевской армии он вновь покинул Константинополь, вернувшись в Россию для преподавания тактики на курсах «Выстрел» для высшего комсостава РККА {383} 383 Слащов-Крымский Я. А. Белый Крым 1920 г. М., 1990. С. 3. . Его пример показывает, что генерал, на которого из-за его жестокости косо смотрели и красные, и белые, мог одновременно пользоваться авторитетом у обеих сторон. Однако основную массу белых офицеров, которые остались после Гражданской войны в России или использовали краткосрочную амнистию советского правительства для возвращения на родину, ждала иная судьба. Советские спецслужбы брали на заметку как «военспецов», которые вступили в Красную армию непосредственно из дореволюционной царской, так и тех, кто позднее перешел на ее сторону или вернулся из эмиграции. Во время Большого террора 1930-х и даже позже, по окончании Второй мировой войны, они становились объектом преследования. Историю этой долгой расплаты по долгам Гражданской войны, а также влияния опыта Гражданской войны на мышление и менталитет политического руководства, особенно Сталина, еще предстоит написать {384} 384 См.: Книга учета лиц, состоявших на особом учете бывших белых офицеров в органах ГПУ Украины. Харьков, 2011–2012. Т. 1–4; Волков С.В. Генералы и штаб-офицеры русской армии. Опыт мартиролога. М., 2012. Т. 1–2. Исследования истории права и ментальности на материале Гражданской войны см.: Cassiday J.A. The Enemy on Trial. Early Soviet Courts on Stage and Screen. DeKalb (111.), 2000; Xaycmoe B.H., Наумов В.П. (Ред.). Лубянка. Сталин и НКВД — НКГБ — ГУКР «Смерш», 1939 — март 1946. М., 2006; Они же. (Ред.). Лубянка. Сталин и МГБ СССР, март 1946 — март 1953. М., 2007; Хлевнюк О.В. (Ред.). Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет министров СССР, 1945–1953. М., 2002; Морозова О.М. Антропология гражданской войны; Fitzpatrick Sh. The Civil War as a Formative Experience // Gleason A., Kenez R, Stites R. (Ed.). Bolshevik Culture. Bloomington, 1985. P. 57–76; Baberowski J. Verbrannte Erde. Stalins Herrschaft der Gewalt. München, 2012. . Видимые контуры этих долгосрочных последствий говорят о том, что раскол послевоенного общества продолжился.

Миф утверждал, что все белые армии защищали Россию, которая, хотя и погибла в реальности, в идеале сохранена эмиграцией. После окончания грязной Гражданской войны даже критически настроенные по отношению к военным политики и дипломаты были вынуждены пересмотреть свой тезис о русской «Вандее» — которая в реальности оказалась не способна перерасти себя и стать «русской контрреволюцией» {385} 385 Так считал, например, бывший посол России в Париже В.А. Маклаков (Михайловский Г.Н. Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914–1920. М., 1993. Т. 2. С. 352 и след.). . Призывающему к единству «армейскому патриотизму» отдавали дань разве что офицеры, которые идеализировали прошедшее. Армейский патриотизм придавал им силы не прекращать борьбу с Советами, поменяв лишь ее формы. Не случайно Энциклопедия Белого движения включает почти исключительно военных {386} 386 Энциклопедия Белого движения (HIA. Markov Collection, b. 1, f. 1–4). .

Активная элита эмигрировавших военных основывалась на том, что разделяло противников большевиков уже во время Гражданской войны: она презирала бессильную политическую оппозицию, которая и после поражения была занята бесплодной идеологической окопной войной. Военные жаждали дела. Признание победы Красной армии исключалось. Поэтому для начала необходимо было воспрепятствовать демобилизации эвакуированных из Крыма войск. Последним требовалась перспектива в будущем. Новая стратегическая концепция была сначала той же, что и раньше: она питалась надеждами скорого нападения соединенных сил на Советскую Россию. Когда стала ясной иллюзорность этих надежд и проявилось разочарование, солдат необходимо было настраивать на час X, который обязывал к постоянной бдительности и боевой готовности.

В межвоенной Европе такие планы встречали отнюдь не одно отвержение {387} 387 О планах направить после 1917 года бежавших в Швейцарию русских военнопленных против Советской власти см.: Bürgisser Th. «Unerwünschte Gäste». Russische Soldaten in der Schweiz 1915–1920. Zürich, 2010. S. 151 ff. Cp.: Oltmer J. Repatriierungspolitik im Spannungsfeld von Antibolschewismus, Asylgewährung und Arbeitsmarktentwicklung. Kriegsgefangene in Deutschland 1918–1922 // Idem. (Hrsg.). Kriegsgefangene im Europa des Ersten Weltkriegs. Paderborn, 2006. S. 267–294. . Хотя после 1921 года чаша весов склонялась для многих к признанию победителей в Гражданской войне — во всяком случае, пока их программа мировой революции оставалась на уровне риторики. Но в то же время русская военная эмиграция пользовалась достаточной материальной и идейной поддержкой. Ей не требовалось существенно ничего менять в своем антибольшевизме, родившемся в пору боевых действий. Практически лишенный своих противоречивых политических атрибутов, антибольшевизм ограничивался тем, что белые генералы считали сутью «белой идеи», — бескомпромиссной борьбой против нелегитимных узурпаторов 1917 года. Под этим в странах, приютивших эмигрантов, могли подписаться все силы, которые были в конфронтации с транснациональными, антинациональными и интернациональными движениями. Наличие военных лагерей русских эмигрантов становилось в связи с этим поводом для ожесточенных публичных дебатов, но все же их не закрывали. Гражданская война продолжалась не только в головах.

Территориально эмиграция составляла разветвленную сеть больших и малых колоний в европейских, азиатских, северо- и южноамериканских метрополиях и провинциальных городках. В военном отношении центр кристаллизации составляла армия, эвакуированная в 1920 году из Крыма сначала в Галлиполи рядом с Константинополем, а затем в Софию, Белград, на Крит и в Северную Африку {388} 388 См. статистику: Robinson R The White Russian Army in Exile, 1920–1941. Oxford, 2002. P. 16. . Она была размещена во временных лагерях. Беженцы с Северо-Западного и Северного фронтов ориентировались на Финляндию и независимые Прибалтийские государства. На западе они устремлялись в Варшаву, Прагу и Берлин. Для многих это были только перевалочные пункты на пути в Париж, Брюссель, Женеву или Рим. Побежденные из Сибири и Дальнего Востока нашли пристанище в Харбине и Шанхае {389} 389 Schlägel К. (Hrsg.). Der große Exodus. Die russische Emigration und ihre Zentren 1917 bis 1941. München, 1994; RaeffM. Russia Abroad. A Cultural History of the Russian Emigration, 1919–1939. N.Y., 1990; GlennyM., Stone N. The Other Russia: The Experience of Exile. N.Y., 1991. .