Пантелеймон Кулиш - История воссоединения Руси. Том 3 [вычитано, современная орфография]

Для современного нам русского мира Червонная или Галицкая Русь уже как бы не существует. Но история, объясняющая настоящее прошедшим и гадающая по нём о будущем, дорожит преданиями каждой составной части данного общества, и никогда не забудет, кто в какой степени родства приходится России. История развиваемая течением событий, с каждым новым периодом своего развития, оглядывается всё с большим и большим любопытством на времена давно минувшие. Что было прежде оставлено ею в стороне, как маловажное, теперь понадобилось ей для пересмотра в связи с весьма важным и необходимым. Что было некогда специализовано в исключительных видах отдельного племени или гражданского общества, теперь соединяется в систему деятельности, общей нескольким племенам или государствам.

На всём пространстве русских и польских займищ между Днепром и Карпатами, нигде процесс взаимного воздействия двух соперничествующих элементов не представляет столь постоянной и столь сомнительной на обе стороны борьбы их между собой, как в той земле, которую первый строитель русского государства, Киевский Владимир, взял у ляхов под Угорскими горами. Червонная Русь, эта первая арена столкновения русской силы с польской, остается между ними спорным займищем в течение девяти столетий, и в наше время, отчужавшееся многих преданий русской старины, находится в том самом положении относительно великого русского займища, в каком были Червенские города относительно займища варяжского.

Этнография знает, что русский элемент распространён на левом берегу Вислы дальше Кракова. Археология указывает затёртые весьма недавно следы православной иконописи на стенах завислянских костёлов. История свидетельствует, что христианство пришло в тот край сперва в виде славяновосточного вероучения. Вот как далеко вторгнулся русский элемент в польское займище путём национального движения.

Элемент польский, с своей стороны, напирал на русское займище со времён Болеславовских, и мало-помалу прокладывал себе путь в прикарпатскую Русь, как бы дожидаясь удобной поры для беспрепятственного разлива по течению знаменитых рек Днестра и Бога. [135]Эта пора настала с появлением в Европе монголов.

Общее бедствие сблизило русских людей с ляхами, поуменшило их закоренелую вражду, о которой так горько вспоминает Кадлубко, [136]и мы видим в земле Данила Галицкого множество польских выходцев. Может быть, эти выходцы были поляки в том смысле, в каком людьми русскими ( прилагательное принадлежности ) назывались все инородцы, жившие среди коренной руси. Может быть, в землю русского князя переходили потомки тех русских людей, которых захватил разлив полонизма у верховьев Вислы. Летописные сказатели понимали дело по-своему. Они разумели не столько племенное начало, роднившее полян привислянских с полянами днепровскими, сколько их принадлежность к польской правительственной области, как это встречается и в наше время у простонародных Геродотов, когда они правый берег Днепра, в своих воспоминаниях о временах Екатерины, называют Польшей. Как бы то ни было, только прилив польских людей в русскую землю или отлив русских людей с земли, захваченной ляхами, начался вследствие татарского погрома. По крайней мере история не помнит ничего подобного раньше.

Наконец, во времена Казимира III, прозванного Великим, Червонная Русь (эти Червенские города, которые Киевскому Владимиру понадобились на юге, так же как и Полтеск на севере, для округления русской займины) превратилась в провинцию Польского королевства, втянута в государственную систему полонизма. После взятия Львова взятьём, две русские короны, вместе с княжеским престолом, перевезены в Краков, и этими победными трофеями Казимира как бы ознаменовалось торжество польского элемента над русским вдоль Карпат до западного Черноморья. Литва между тем растеклась по широкому займищу своего Гедимина и, подчинившись русскому элементу, отстаивала его от Польши лучше коренных представителей Руси. Литва упорно не давала полякам права приобретать наследственную, вотчинную собственность в земле Киевского Владимира. Протекло 230 лет с эпохи покорения Львова, и только тогда, в силу люблинской сделки русских магнатов с поляками, польские выходцы подучили во всей юго-западной Руси права гражданства, которыми они пользовались уже так давно в земле Данила Галицкого.

Здесь поражает нас обстоятельство, не имеющее ничего себе подобного в польскорусской истории. Нося исключительное, в польском обществе, имя Руси, Червонная или Галицкая Русь раньше Литвы, Волыни, Киевщины начала разлагаться в своей народности под наплывом иноплеменных землевладельцев. И однако ж эта, а не другая часть юго-западной Руси выработала идею церковного братства, как единственное оставшееся ей средство возвратить русской иерархии прежний характер, а русской церкви прежнюю самодеятельность: она послужила рассадником церковных братств по другим русским областям; она дала братствам людей для защиты народного дела во имя веры и церкви. Была, значит, в прикарпатском крае какая-то сила, которой не доставало жителям прочих частей польской Руси для того, чтобы заявить о своей русской народности в виду иноплеменного общества, стремившегося переработать русский элемент в собственную сущность.

До времён Данила Галицкого, Червонная Русь могла уступать в образованности разве Киеву, как центральному пункту северной Славянщины; а когда татары выжгли и опустошили лежавшие от неё к северо-востоку русские княжества, она, своими городами, сёлами и боевыми средствами, не уступала даже Малой и Великой Польше, которые потерпели от Батыя сравнительно немного и, при тогдашнем разорении и расторжении соперничавшего с ними русского мира, могли считаться странами цветущими. Киевская интеллигенция, уцелевшая от великого погрома Руси, сконцентрировалась тогда в литовской Вильне; но там невежество царило до такой степени, что природный язык государей не имел даже собственных письмён, и потому она быстро упала, подобно тому, как падает теплота в окружающем её холоде. Русская грамотность, водворённая в Литве путём христианской проповеди и брачных союзов знатных литвинов с русскими женщинами, была совсем не та, какой являлась она в киевских монастырях и при дворах киевских князей, водившихся с образованными немцами, венетами, греками и моравами. [137]Она там низошла до того, что для канцелярских дел необходимо было перезывать грамотеев из тёмной в то время Московщины. В ту раннюю пору своей гражданственности, Литва не могла выдержать никакого сравнения с прикарпатскими остатками дотатарской Руси. В татарское лихолетье, русское Подгорье устояло едва поколебленным, и его князья долго ещё мерялись мечами с потомками Мечиславов, ссылаясь в то же время с римскими панами, охранителями и двигателями средневековой цивилизации. Оно досталось Казимиру значительно опустошённым татарскими грабежами, но из всех южнорусских земель всё-таки это была сравнительно богатая, сравнительно населённая и наиболее образованная.