Сергей Кремлёв - Ленин в 1917 году

Ну, во-первых, если быть точным, накануне Октябрьского восстания «Правда» не выходила. В очередной раз сменив «псевдоним», закрытая в июле «Правда» выходила накануне Октября под названием «Рабочий путь».

Во-вторых, 20 октября (2 ноября) 1917 года Сталин опубликовал в газете «Рабочий путь» блестящую по злой и весёлой иронии статью «Окружили мя тельцы мнози тучны», где писал:

«Большевики дали клич — быть готовым! Вызван он обострением положения и мобилизацией сил контрреволюции, которая пытается обезглавить революцию, сдав столицу Вильгельму…

Но революционный клич, данный нашей партией, понят не всеми одинаково. Рабочие стали вооружаться. Они, рабочие, много прозорливее очень многих «умных» и «просвещённых» интеллигентов.

Солдаты от рабочих не отстали. Вчера на собрании Комитетов столичного гарнизона постановили они грудью отстаивать революцию и её вождя, Петроградский Совет, по первому зову которого обязуются стать под ружьё.

Так обстоит дело с рабочими и солдатами.

Не то с другими слоями.

Буржуазия знает, где раки зимуют. Она взяла, да «без лишних слов» выставила пушки у Зимнего дворца, ибо у неё есть свои «прапорщики» и «юнкера», которых, надеемся, история не забудет…

А перепуганным неврастеникам из «Новой жизни» невмоготу стало, ибо они «не могут больше молчать» (слова Горького. — С.К .) и умоляют нас сказать наконец: когда же выступят большевики.

Словом, если не считать рабочих и солдат, то поистине: «Окружили мя тельцы мнози тучны», клевеща и донося, угрожая и умоляя, вопрошая и допрашивая…»

(И. В. Сталин. Сочинения. Т. 3, с. 383–384.)

Надо ли по прочтении хотя бы этих — не единственных для Сталина в те дни — строк много гадать: за или против восстания выступал Сталин? К тому же есть ведь и протоколы заседаний ЦК от 10 и 16 октября, где зафиксировано, что Сталин голосовал за ленинскую резолюцию о восстании…

Сталин писал о неврастениках из «Новой жизни», но Каменева и Зиновьева по имени не поминал. А они к моменту Октября оба были замечательны лишь тем, что были «старыми революционерами». Именно так выразился по поводу разного рода других «громких имён» Сталин в статье «Окружили мя тельцы мнози тучны»… Сталин писал, что их, этих «громких имён», отвергнутых уже революцией, — «целая вереница», упоминая конкретно Плеханова, Кропоткина, Брешковскую, Засулич, «которые тем только и замечательны, что они старые».

Увы, сюда же можно было причислить и «героев» «октябрьского инцидента» Каменева и Зиновьева. Однако оба ещё долго пользовались влиянием и вредили делу Советской власти ещё долго.

После Ленина они попортили крови и Сталину.

«ОКТЯБРЬСКИЙ инцидент» — при всей его известности — исследован историками не так чтобы основательно. А он даёт богатую пищу для анализа, причём — анализа не только предсоветских событий Октября 1917 года, но и двух последующих десятилетий уже советской истории… Не уходя здесь от темы непосредственно подготовки Октябрьского восстания, всё же замечу, что в возмутившем Ленина поступке двух его давних вроде бы соратников как в капле воды усматривается их некондиция как лидеров уже близкой советской социалистической государственности — о чём чуть позже…

Итак, Ленин был настроен по отношению к Зиновьеву и Каменеву крайне непримиримо. Однако в ситуации с двумя, безусловно, штрейкбрехерами он был эмоционален, но не расчётлив. И не он один — Дзержинский на заседании ЦК предлагал потребовать от Каменева «полного отстранения от политической деятельности». Конечно же, это было не более чем благим пожеланием. Реально этого можно было добиться от Каменева, лишь ввергнув его в узилище, что, увы, исключалось. Относительно Зиновьева Дзержинский сослался на то, что он скрывается и в партийной работе участия не принимает. К тому же Зиновьев в письме в ЦК открестился от причастности к интервью Каменева.

Горячность Дзержинского можно списать на польскую кровь, но и Ленин — стратегически оценивая новоявленную пару «нечистых» верно, в тактическом отношении тоже погорячился, что можно списать на его весьма незавидное положение мощного лидера, волей обстоятельств оказавшегося вне центра событий. Основные лидеры большевиков уже сидели в Смольном, где разместился Петросовет. Там же работал Петроградский военно-революционный комитет, там кипели страсти… А Ленину приходилось сидеть в четырёх стенах в квартире Фофановой.

Что же до позиции остальных, то Свердлов сказал, что поступок Каменева «ничем не может быть оправдан», но считал, что ЦК не имеет права исключать его из партии, а должен предложить Каменеву уйти в отставку, что Каменев тогда и сделал.

Сталин тоже был склонен к компромиссу, он говорил, что «исключение из партии не рецепт», и предлагал обязать Каменева и Зиновьева подчиниться решениям ЦК, оставив их в ЦК.

Пожалуй, это было в тот момент самым разумным! Зачем исключать, если можно использовать? В конце концов, оба этих члена ЦК были известными в партии и в массах фигурами. К тому же прямое исключение могло повести не очень-то стойкого идейно Каменева по неверной дорожке. Да и Зиновьев, хотя раньше и жил вместе с Лениным в шалаше в Разливе, был «кадром» не очень-то надёжным.

А знали оба много и о многом. Утверди ЦК их в положении «штрейкбрехеров», они могли бы докатиться и до прямого предательства, переметнувшись к тем же меньшевикам.

Что же до того, что контрреволюции стало известно о планах большевиков, то восстания, руководимого большевиками, все имущие слои и представители «отечественного — по выражению Сталина — болота интеллигентской растерянности» ждали уже не один месяц.

В итоге оба «штрейкбрехера» отделались легче, чем могли предполагать, — оба остались в ЦК. И оба по мере сил сопротивлялись вначале идее восстания, а затем — идее революционного, без соглашательских элементов, Советского правительства.

А теперь — несколько слов вот о чём…

Ленин, знавший и любивший русскую классику, не раз использовал в своих работах крылатую цитату из грибоедовского «Горя от ума»: «Шёл в комнату, попал в другую». Он писал так, имея в виду, например, Бухарина. Но это же — и с ещё бо́льшим основанием — можно сказать о Каменеве с Зиновьевым после победы Октябрьской революции! В постфевральской России, в условиях возникшей политической свободы, они — впервые в своей революционной биографии — получили полную возможность действовать как легальные политики. Политический и исторический масштаб у обоих был, вообще-то, невелик, и они были явно не прочь обосноваться в российской политике в качестве лидеров «левой» парламентской оппозиции в буржуазной республике. В близкую и успешную социальную революцию они не верили, и их вполне устраивала уже совершившаяся революция политическая. Поэтому со времени Апрельской конференции большевиков, где наметились их разногласия с Лениным, Зиновьев и Каменев шли в «комнату» буржуазного парламентаризма. И вдруг — почти в одночасье — решительность Ленина и порыв масс забросили обоих на вершину реальной государственной власти, и они — не очень того желая — попали в «комнату» Советского государства. И можно ли считать таким уж удивительным, что к началу 1930-х годов оба окончательно превратились в тех ренегатов, которыми они внутренне были готовы стать накануне Октября 1917 года?