Анджей Мисюк - Спецслужбы Польши, Советской России и Германии

Уже тогда польская разведка знала о том, что с организацией «М» сотрудничает английская разведка (кап. Росс), и это еще более повышало ценность российского партнера. Из представленной выдержки следовало, что члены этой группы не столько собирались проводить разведывательную деятельность, сколько хотели вести политическую игру на высоком уровне. Согласно данным, полученным польской разведкой, организацию «М» представляли лица, занимавшие высокие должности в советских центральных учреждениях, и прежде всего военных, такие как Потапов — офицер Генерального штаба, Мешчерский-Дорожиньский — прокурор, Денисов («Лонгвый») — командир дивизии. С политической точки зрения организация была настроена исключительно антисоветски, ее члены разделяли монархические и кадетские взгляды.

Сейчас трудно установить, как возникла организация «М» — то ли ее создание инициировало ГПУ, то ли она была использована им. Однако фактом является то, что ее представляли лица высоко интелегентные и искушенные в политической игре. Главную роль в ней играл Эдвард Касаткин, который мог влиять на выбор действий офицеров II Отдела, поддерживавших контакт с организацией «М». Благодаря ему двух лидеров этой группы — Потапова и Федорова — пригласили в Варшаву на переговоры с руководством Разведывательного отдела II Отдела — капитаном Рыботыцким и майором М. Таликовским. При этом следует отметить, что такая практика не была принята в деятельности II Отдела. Организацию «М» не удовлетворял контакт только с руководством резидентур в России. «Она стремилась к непосредственному сотрудничеству с Генеральным штабом ВП и лидерами тогдашней правящей в Польше Народно-демократической партии, уважаемой в России за склонность к компромиссам в отношениях с Россией». Только в 1926 году в отношении организации «М» у II Отдела возникли подозрения. Это произошло после передачи ею мобилизационных документов советской армии. В ходе анализа этих материалов Учетный отдел высказал предположение о том, что они могли быть подготовлены советской контрразведкой. Начиная с 1924 года некоторые работники II Отдела (Котвич-Добжаньский, Чижевский, Закжевский) стали высказывать сомнения в достоверности поступающей информации от организации «М». Руководство II Отдела не могло согласиться с тем, что организация «М» находилась в услужении ГПУ. Только раскрытие факта того, что Р. Бирк был агентом специальных служб советской России, вызвало замешательство в правительственных кругах РП.

В апреле 1927 года в Разведывательном отделе II Отдела прошло совещание, в котором приняли участие руководители резидентур, действовавших на территории России. Целью встречи было определение последствий провала в работе с организацией «М» и обсуждение сути начавшейся реорганизации всей восточной разведки. Детальный анализ поведения источников, контактов, надежности организации связи отдельных восточных разведывательных резидентур и отделений позволил польской разведке раскрыть систему работы, применяемую советской контрразведкой. При этом оказалось, что вся восточная разведка была зависима от организации «М». Многим резидентурам подставлялись агенты, подготовленные ГПУ. Только нескольким опытным офицерам II Отдела удалось сохранить свои разведывательные контакты в России от расшифровки, вызванной этой аферой. Последствием провала стали ликвидация резидентур («Р-7/1», «0–5» и «Искатель»), ограничение деятельности эстонской резидентуры «Балт», а также реорганизация или временное «замораживание» иных резидентур.

В результате произошедших в 1927 году событий были также поставлены под угрозу прекрасные отношения со специальными службами прибалтийских государств. Несмотря на то что польская разведка смогла завербовать много коммунистов, Интернационал ограничивал их непосредственные контакты с Московским центром. Главным изменением в характере работы специальных служб на востоке являлся переход от до кументальной разведки к визуально-информационной. Может быть, в такой ситуации было трудно ожидать эффективных результатов, но зато имелась гарантия получения достоверной информации. В отчете о работе реферата Б-1 за 1928 год его начальник ротмистр Недзиньский утверждал, что главной целью II Отдела в разведывательной работе на востоке в ближайшее время должно быть: «…уход от мысли о превосходстве противника, отрыв от противника и нанесение внезапного удара по всем линиям, вынуждающего его предпринять новые усилия, чтобы внедриться в нашу разведку. Одним словом, нам необходимо затруднить ему работу».

Уже под конец 1927 года было начато создание или преобразование визуально-информационных резидентур. Первой такой резидентурой стала «U-6», которая пережила кризис в 1927 году. Затем возникли иные под псевдонимами «J-2», «А-92 и «К-3». Предусматривалось создание резидентуры в Ленинграде, которая должна была отслеживать развитие советского Балтийского флота. Больших результатов польская разведка достигла в разработке советских торговых фирм, действоваших за границей (Торгпредство). Например, на этом направлении была получена информация об экономическом сотрудничестве между Германией и Россией.

В начале 1930-х годов началась работа по организации резидентур в Азии, которые должны были принять на себя весь груз разведывательной работы в России в случае войны. По согласованию с английской Интеллиджент сервис II Отдел создал резидентуры в Ираке и Иране («Радаменес» и «Навуходоносор»), а затем в Стамбуле, Требизондзе (Трабзоне), Тегеране, Табризе, Мешхеде и Кабуле. Подобные резидентуры стали развиваться в Скандинавии и на Дальнем Востоке. Однако условия работы восточной разведки были по-прежнему достаточно трудными. Авторитетным в этой сфере является мнение руководителя реферата «Восток» поручика Е. Незбжицкого: «С вербовками источников по линии глубокой разведки сегодня сложилась безнадежно тяжелая ситуация. Прежде всего, мы должны обратить внимание на то, что полная изоляция от советской территории привела нас сегодня к невозможности осуществления вербовок на ней, потому что там нет вербовочной базы. Я никогда не допускал того, что истощение и изоляция российской эмиграции на советской территории могут сыграть для нас такую большую роль. Одновременно с этим снизились возможности визуальной разведки. Все труднее становится передвижение по территории России (паспортизация, привязка населения к пунктам постоянного проживания). Постоянные депортации, колонизации и эмиграции истощили районы, которые являлись для нас информационным источником… Вопрос заключается в том, что мы в 1934 году переживаем последствия целого ряда ошибок наших предшественников, которые, располагая несравнимо лучшими условиями работы, довели дело до полного истощения вербовочных источников». Наряду с этим поручик Незбжицкий отметил, что подобные трудности переживали специальные службы иных государств, действовавшие на территории России. Незбжицкий уверенно, с оптимизмом закончил свое выступление следующими словами: «В данный момент мы находимся в счастливой ситуации, потому что наша разведка за четыре года смогла изолироваться от больших афер, связанных с подставами противником агентов и ложных организаций».