Александр Багаев - Презумпция лжи

Отвечать на эти вопросы сложно. Тем более, что о личных мотивациях Нины Берберовой мы, естественно, уже больше никогда ничего нового наверняка не узнаем.

НИНА Берберова в ту пору написала (курсив мой):

(Начиная с середины 1960-х гг.), 10 лет я ждала — не будет ли что-нибудь сказано о ней (о Муре. — А.Б.)…

Это при том, что именно тогда, в середине 1960-х гг. отставной генерал Пьер Галлуа жил в пригороде Парижа Нёйи не просто в одном доме, а в соседних квартирах с Андре Лабартом и его семьёй, а неподалёку от них в том же квартале жили и ещё два его соратника, бывшие ведущие сотрудники редакции «Свободной Франции» — штатный военный обозреватель журнала Станислас Шиманчик по прозвищу «Старо» и его спутница в Лондоне, «женщина его жизни» и одновременно корреспондент и редактор журнала Марта Лекутр.

____________________

Stanislas Szymanczyk, «Stacho», и Martha Lecoutre. Станислас Шиманчик умер в 1967 г.; Марта Лекутр пережила его на несколько лет. Оба похоронены рядом на кладбище Нёйи.

Французские военные историки считают С. Шиманчика — поляка, не умевшего даже как следует писать по-французски — одним из своих лучших аналитиков времён Второй мировой войны и объясняют выдающийся успех журнала «Свободная Франция» в значительной степени именно ее подробными ежемесячными обзорами текущего положения на фронтах.

Свои статьи С. Шиманчик писал на немецком, поскольку владел им намного лучше, чем французским или английским. Потом их переводили на французский его секретарь, молодая немецкая адвокатесса Е. Gomperzt (со временем принявшая британское подданство и сменившая фамилию и имя на Evi Underhill ), свободно владевший немецким Рэйме(?) Арон, а ближе к концу войны Пьер Галлуа и ещё иногда Мура с Mapтой общими усилиями.

___________________

В 1967 г. и Лабарт, и Марта, и Старо были ещё живы и поддерживали с Пьером Галлуа добрые приятельские отношения. Так что если бы Берберова тогда обратилась к любому из них с просьбой о встрече — можно не сомневаться, что она получила бы возможность пообщаться с ними со всеми сразу и смогла бы многое узнать о Муре из первых рук. Как она умудрилась упустить такой уникальный, удивительный шанс одним махом поймать сразу аж четырёх «зайцев» (живых свидетелей) — понять невозможно.

Но она его, тем не менее, упустила. Из-за чего явно пострадал ею же заявленный главный принцип её работы: «быть точной и держаться фактической стороны темы;…быть объективной, каким, вероятно, должен быть биограф».

Потому что, так и не дождавшись ничьих свидетельств, она, например, не указывая свой источник, написала (курсив мой):

Мура отдала шесть лет работы группе Лабарта (с 1940 по 1945 г. — А.Б.). Она в эти военные годы осуществляла связь между кабинетом Локкарта и редакцией Лабарта …

А ведь если бы и правда объективно держалась фактической стороны, то должна была бы написать так же, как позднее, исподволь поправляя её в своих мемуарах написал Пьер Галлуа (непосредственный участник событий):

…роль главного редактора исполнял Рэймон Арон… (но в 1943 г.) в редакции он появлялся всё реже и реже. А Лабарт к тому времени уже уехал в Соединённые Штаты и там основал другой свой журнал ( Tricolor ). В результате так получилось, что фактически редактировали «Свободную Францию» на пару Старо и Будберг (т. е. Мура — А.Б.), и ещё к ним периодически присоединялась Марта Лекутр… Эта команда и решала, какие темы выбрать для очередного номера, каким авторам предложить написать статьи, и таким образом обеспечивала «производство» журнала.

Стоит, по-моему, добавить и ещё одно воспоминание генерала Галлуа (в копилку дня будущей, уже не только на словах объективной биографии Марии Игнатьевны Будберг):

На вид (Мура) своей репутации никак не соответствовала, трудно было понять, из-за чего кипели страсти и рождались привязанности, о которых тогда столько судачили… Припухшее лицо, обильная седина, немалый животик и тонкие ножки… Но зато какой у неё был взгляд, какой глубокий грудной голос с неподдельно тёплым звучанием, какая выразительная речь. На французском она говорила не очень хорошо, но зато тексты правила отменно. Схватывала всё на лету и тут же высказывала своё суждение… В редакции она переходила из одного кабинета в другой, организуя слаженную работу своей команды…

И ещё вот в копилку мнение тоже живого свидетеля, лучшего военного теоретика и аналитика Франции в военные годы, шесть лет проработавшего в Муриной «команде» (курсив мой):

…как с восторгом говорил Старо, она умела читать, думать и формулировать осмысленное….

В связи с чем опять сразу в памяти всплывают Морис Бэринг и Максим Горький, Робин Брюс Локкарт и Леонид Красин, Герберт Уэллс и Дафф Купер, и снова в ход мысли вмешивается неудовлетворённое любопытство: за что же всё-таки, в действительности, все эти выдающиеся, каждый по-своему уникальные мужчины так ценили Муру — неизменно на протяжении всей её жизни?

НО не менее настойчиво повторяется у меня в голове и другой вопрос: почему Нина Берберова не захотела, даже не попробовала разобраться, какова была Мурина настоящая роль в «Свободной Франции»? Зачем ограничилась примитивной и к тому же довольно злобной отговоркой насчёт устроенного по блату на тёплое место «эксперта по русским вопросам», по совместительству стукача?

Понятно, правда, что сегодня на поставленные таким образом вопросы ответа уже не будет. Потому формулирую я их для себя несколько иначе: По какому критерию Нина Берберова отбирала персонажей для своего рассказа о Муре? То есть использую теперь уже более развёрнуто всё тот же приём, что уже пригодился, когда сопоставлял, что британские журналисты дружно цитировали, а что так же дружно не цитировали из рассекреченных документов МИ5 о Муре.

Получается примерно вот что.

В читательских отзывах на американское (на английском языке) издание «Железной женщины» с разной степенью осуждения звучит одна и та же мысль: в книге столько самых разных персонажей, что разобраться, кто есть кто, и тем более запомнить их — практически невозможно. Один американский рецензент суммировал это так:

Раздражало при чтении постоянное щеголяние именами.

Самая простая причина здесь, конечно, в том, что американские переводчики «Железной женщины» взяли за основу уже ранее сделанный во Франции перевод, в котором французские издатели текст по сравнению с русским оригиналом Берберовой сократили почти на треть, в основном за счёт удаления рассказов о событиях, «вне России уже давно известных». Получилась у них в результате биографическая повесть небольшого объёма — вся книга, включая справочный аппарат, уместилась на 360 страницах малого формата. Но даже после такого сокращения остался «Перечень имён» ( Index of names ) на пятидесяти страницах, и в нём — около шестисот персоналий. Образно выражаясь, и в сильно сокращённом виде каждая седьмая страница в книге — это по-прежнему просто перечень новых имён, прозвучавших на шести предыдущих страницах.