Николай Полевой - История русского народа

А другие вельможи, кроме Сильвестра и Адашева? К несчастью, кроме сих двух великих людей, не было ни одного, кто превышал бы свой век, свои современные понятия, предпочитал благо отчизны собственному благу, или соединял в одно время достоинства государственного человека с доблестью воеводы. Неужели в самом деле поверим, что с исправлением Иоанна в 1547 году, и все те, кто буйствовал и крамольничал с Оболенскими, Шуйскими, Вельскими, Глинскими, поклялись быть добродетельными, думать только о чести царя и благе Отечества – исправились? Болезнь царя в 1553 году сняла личину с дворской крамолы, кипевшей тайно, проявлявшейся в ничтожных спорах за чины, места, награды; искавшей погибели одного царедворца для возвышения другого. Почтим память людей, умиравших за Русскую землю, не щадивших живота за честь ее, право правивших судом и истиною, даже потом умиравших на плахе с кротостью христиан, с благословением воли своего повелителя. Но не сии ли самые люди являлись беспощадными крамольниками, холодными себялюбцами в волнении двора, искательстве честей и выгод? Не они ли дерзали тревожить последние минуты умирающего отца и государя мелкими расчетами своего корыстолюбия? Они могли говорить ему (слова Иоанна Курбскому): «Или убо сие светало: попу и прегордым, лукавым рабам владеть, Царю же токмо председанием и царствия честию почтену быть, властию же ничем лучше раба? А се ли тма, яко Царю содержат повеления? Камо же и самодержавец наречется аще не сам строит, яко же рече Апостол Павел к Галатам, пиша: «в несколько лет наследник есть младенец, ничем же есть лучше раба, но под повелителями и приставники есть, до нарока отча?» Так могли говорить Иоанну многие. Мы отличим их впоследствии по делам. Они смело и нагло предстали пред Иоанном, когда он оттолкнул от себя мудрых правителей, ужасом хотел заменить любовь, клятвенными записями преданность, и смотрел на людей с презрением, не веря ни чести, ни добродетели их, ненавидя самого себя, одинокий в своих чертогах, губитель брата, убийца сына, истребитель доблестных воевод и мирных подданных и – для чего? Для сохранения жизни своей, которую готов был кончить в произвольном изгнании на чужой стороне или в мрачной келии какой-нибудь обители, где хотел вымолить себе покаянием пощаду за пределами гроба…

В самой ласковости Иоанна, в смирении, с каким предавал он забвению обиду после своего выздоровления, уже темнеет, будто далекая туча, все тяжелое будущее.

Назначая Владимира опекуном детей своих, он ограничивал его унизительными условиями: Владимир обязывался ничего не предпринимать без согласия бояр, каких назначат ему в товарищи; иметь в московском доме своем определенное число служителей; не слушать коварных советов матери своей, даже не пощадить ее, если она замыслит лихо против наследников Иоаннова.

Но внешность событий не изменялась для незнавшего тайн дворских; Адашев и Сильвестр правили государством по-прежнему, и дела их по-прежнему были мудры, блестящи, меры обширны и дальновидны.

Едва покорена была Казань, как предположено пронести имя русское до Хвалынского моря, охранить себя от ногаев завоеванием всего нагорного Приволжья, покорить русскому царю страны, где некогда жили страшные повелители Руси, ханы ордынские. Тем сильнее могли после сего опереться на полчища донских казаков, подобно тому, как Польша ограждала себя казаками днепровскими. Словом, положено было покорить Астрахань. Предприятие только казалось, но не было ни обширно, ни трудно к исполнению. Сия восточная страна, носившая пышное название царства, была ничтожна по силам своим. Богатая торговлею и выгодным местоположением, она сделалась убежищем слабых остатков Золотой Орды, и в течение последнего полустолетия была игралищем соседей, ногаев, казаков, черкесов, крымцев; была занимаема, покоряема ими попеременно, и неоднократно умоляла русских о защите и пособии. Хан Ямгурчей царствовал в Астрахани после Абдул-Рахмана, и униженно искал дружбы русского царя, когда султан приказывал соединяться всем мусульманам на защиту Казани. Утвердив русскую власть в Казани, правители поняли легкость завоевания Астрахани; первый предлог сделался поводом к войне, и при этом особенно воспользовались несогласием Астрахани с ногаями и междоусобиями ногаев. Юссуф, отец Сумбеки, и Измаил, брат его, ненавидели друг друга, ссорились, сражались между собою; Измаил просил Иоанна пособить ему одолеть Юссуфа, а родственнику его Дербышу овладеть Астраханью. Еще в 1551 г. Дербыш выехал в Москву, был принят с почестью, пожалован Звенигородом в поместье. В 1554 г. его отправили в Астрахань; князь Юрий Пронский поплыл с небольшим отрядом войска по Волге. Ямгурчей хотел сражаться, и – бежал без малейшего сопротивления. В стане его взяли много добычи, и без битвы вступили в Астрахань, откуда разбежались жители, в первый раз увидевшие хоругви русских, испуганные страшною участью Казани. Пока гнались за Ямгурчеем, захватывали его жен, разбивали бегущие отряды войск его, Дербыш объявлен был царем астраханским; подданные его опомнились от страха, собрались; Дербыш присягнул в подданстве Иоанну, обязался платить ежегодную дань, позволить русским беспошлинную рыбную ловлю. Для чести и охранения его оставили при нем дружину казаков, а в Москве праздновали покорение Астрахани. В самом деле Дербыш вскоре узнал тщету своего царского титула: он назывался царем, а повелевали русские. Вскоре донесли Иоанну о безуспешном покушении Ямгурчея, приходившего из Азова и прогнанного обратно. Через несколько времени известили, что Дербыш не прямит, сносится с Крымом, мыслит зло. Послали дружину стрельцов наказать его. Так мало уважали силу царя астраханского. При помощи Измаила Дербыш, разбитый повсюду, бежал в Азов. Астрахань объявили русской областью. Измаил успел наконец победить и умертвить брата своего Юссуфа, просил позволения мирно кочевать подле Астрахани и радовался подаркам московским, не понимая своего унижения. Иоанн не скрывал горделивого чувства удовольствия, что ему покорилось уже второе царство: он начал ставить в грамотах годы от своего воцарения, покорения Казани и покорения Астрахани. Судьбе угодно было порадовать его приобретением еще третьего царства, в самую ужасную минуту его земного бытия: мы говорим о Сибири и событиях 1582 года. Но в 1554 году он именовался еще только повелителем Сибири, имея на то право, ибо слух о падении Казани достиг отдаленных берегов Тобола, и властитель тамошних татарских завоеваний, хан Едигер, знавший, что северные страны от его царства уже издавна покорны русским, прислал в Москву посла своего униженно поздравить Иоанна и обязаться данью, требуя, чтобы только его не тревожили в его отдаленном Сибирском царстве. Послали к Едигеру с грамотою, утвердили его в покорности присягой, и в 1556 и 1558 годах была получена в Москве дань сибирская: Едигер обязался взносить Иоанну по соболю и по белке с человека.