Николай Полевой - История русского народа

Так легко завоеван был один из главных городов Ливонии, имевший три каменные крепости, 450 пушек, большое количество запасов, окруженный глубокими рвами, защищаемый мужественным Фирстенбергом!

Кеттлер приходил в бешенство, слыша о трусости, робости защитников Ливонии; бросил в тюрьму командора Зибурга, сдавшего Мариенбург; повесил многих из воинов, бывших в Феллине, упрекая их изменой. Несколько польских дружин явились наконец помогать рыцарям. Между тем Тарваст, Руя, Верполь сдались без боя. Курбский встретил польские отряды, сражался, разбил и гнал их до литовской границы. Воевода Яковлев приблизился к Ревелю. Оттуда напали на него городские отряды и были прогнаны до самого Ревеля. Мстиславский осаждал между тем Вейсенштейн; осень принудила его снять осаду, и русские войска удалились восвояси. Поход 1560 года был кончен. Следующий год готовил события новые, более обширные. Кеттлер помышлял уже не о защите самобытности ордена: он продавал орден за частные выгоды себе; другие знали это; жадные взоры окрестных государей обращались уже на дележ земель рыцарских; не думая уступать их без раздела Польше, о пособии рыцарям перестали думать; в Швеции, Дании, Литве готовились войска идти и захватывать в Ливонии кто что успеет. Но Иоанн готовил новые удары, смело вызывая воевать против него всякого, кто дерзнул бы теперь усомниться в его могуществе и его мудрости.

Уже все изменилось в это время при дворе Иоан на, изменился и сам он: «Благодать Господня отступила от Государя», как говорили современники. Народ еще ничего не видел, не замечал, славил победы, величавшие имя Иоанна в одно время на берегах Черного, Каспийского, Балтийского морей. Но уже Сильвестра и Адашева не было при Иоанне; заслуженные, знаменитые люди подвергались его гневу и недоверчивости; новые любимцы теснились у трона. Смирение, преданность воле Бога, отнесение побед Его помощи, сменялось нестерпимой гордостью; царь не слушал возражений и пеплом и разорением Ливонии доказывал свою дальновидность, робость и безумие советников, отвлекавших его от войны Ливонской. Кровь еще не лилась на плахе палача и во мраке темниц, но время нравственной погибели Иоанна приближалось быстро.

Когда, по слову царскому, Алексей Адашев отправился в Ливонию, Сильвестр предстал пред царем. Может быть, царь ожидал упреков, еще раз потупил взоры перед взорами сего старца, столько лет бывшего вторым его провидением. Но – Сильвестр не упрекал, не советовал; только смиренно просил позволить ему удалиться от суеты мира, и в отдаленной обители кончить дни, которых уже не мог он посвящать чести и пользе отечества. Иоанн хладнокровно выслушал предложение Сильвестра, дал согласие, и Сильвестр удалился в Кирилловский Белозерский монастырь. Там принял он иноческий чин, под именем Спиридона, и молился за благо России, за спасение царя.

Царь торжествовал между тем победы и тщеславился унижением неприятелей, привлеченных силою оружия перед трон его. Герман, бывший епископ Дерптский, по договору должен был жить в монастыре Фалькенауском. Иоанн лишил его власти, вытребовал в Москву; но был, однако ж, доволен его покорностью и дал ему поместье в России. Еще более усладило его зрелище Фирстенберга, привезенного в Москву: сего старца знаменитого и, нескольких других чиновников, водили по московским улицам, говоря народу: «Вот ослушники царя, бывший начальник латинских крыжаков». – «Поделом вам, немецкие собаки! – сказал с горькой усмешкой бывший царь Казанский, – вы дали русским прутья, и они сперва высекли ими нас, а теперь и ваша очередь наступила!» Но Иоанн остался доволен Фирстенбергом, дал ему в поместье городок Любим, и старец в грустном плену кончил безотрадные дни свои. Не такая участь ожидала благородного, мужественного Беля. Иоанн начал укорять его в вероломстве, в клятвопреступлении. «Нет! – отвечал Бель, – ты терзаешь нас неправдой и безбожно пьешь кровь нашу!» Разгневанный царь велел вести его на казнь, одумался, послал остановить свое повеление: посланный увидел только холодный труп Беля – казнь уже была совершена…

В это время уже не было той, которая могла бы и без Сильвестра и Адашева умолить Иоанна, быть последним союзом его с добродетелью, – не было Анастасии! Еще в цвете лет, мать двух сынов, она была неизменно любима Иоанном, и – прибавим с горестью – радовалась вместе со своими родственниками, что наконец избавились и она и супруг ее от опеки Адашевых, Сильвестра, всех, кого Захарьины почитали врагами своими. Но – бедна жизнь человеческая исполнением надежд! – В ноябре 1559 г., когда надобно было возвращаться с богомолья из Можайска, Анастасия почувствовала себя нездоровой. Дурная дорога еще более расстроила ее здоровье. С весной она поправилась. В июле 1560 года загорелся дом князя Пожарского на Арбате; огонь распространился при сильном ветре. Анастасия, едва оправившись от болезни, испугалась; Иоанн спешил оказать ей пособие, и при зареве пожара, пожиравшего Чертолье, Арбат, Новинское, сам отвез ее в село Коломенское, еле живую; воротился в Москву, тушил пожар вместе с Владимиром Андреевичем; стал у церкви Св. Леонтия на Успенском Вражке, сказал, что не пустит огня далее к Кремлю – и сдержал слово. Но через два дня, июля 19-го, новый пожар испепелил 20 дворов на большом посаде. Едва утушили его, загорелась Дмитровка; Иоанн и весь двор его бесстрашно тушили огонь, но царь возвратился в Кремль уже к умирающей супруге. Что, если чувствуя смерть в груди своей, Анастасия думала: так за 13 лет пожары предвещали славу и спасение моего супруга, а теперь предвещают они, может быть, погибель его? При дверях гроба она могла отдать справедливость тем людям, удалению которых способствовала и которые были столько лет ангелами-хранителями Иоанна…

Рано утром, 7 августа 1560 года, скончалась Анастасия, «первая Царица Российская».

Вся Москва стенала, провожая бренные останки ее в Вознесенскую обитель, где гроб Анастасии поставили подле гроба Елены Глинской. Нищие собрались толпами, не для милостыни: они хотели почтить слезами мать всех сирых и беспомощных. Иоанн рыдал, едва мог держаться на ногах; брат Юрий и Владимир поддерживали его под руки…

Мрачный и печальный удалился он в свой царский чертог. И в то время, когда смерть Анастасии казалась ему каким-то нарушением естественных законов, клевета воспользовалась пагубной мыслью и отравила душу царя безумным подозрением. Опасались горести Иоанна, чрезмерной скорби его. Августа 14-го явился к нему митрополит, духовенство, бояре, умоляя щадить жизнь, драгоценную для Русской земли, и надеждой, что Бог пошлет ему вторую Анастасию. Иоанн явился среди двора своего; видел вокруг себя веселые лица; все спешили развлечь царя забавами, дали место шутам и скоморохам, и царь утешился. Через неделю он объявил, что намерен сочетаться браком с сестрой польского короля; сомневался только: не в родстве ли он с ней? Митрополит разуверил его в этом сомнении. Немного времени прошло, и разгульные, великолепные пиры начались во дворце, где уже не было благочестивой царицы. Может быть, сначала Иоанн действительно хотел только забыть свое горе, и – забыл самого себя. Ему было только тридцать пять лет; чувственные забавы увлекли его; веселая жизнь скоро понравилась ему. Желая свободы, Иоанн спешил удалить свидетелей, которых мог устыдиться: брат государя Юрий, Владимир Андреевич, царевич казанский Александр, дотоле жившие во дворце, были переселены в особенные дома. Дворец сделался пристанищем тех людей, кого прежде отгоняли от царя дворское благочестие, добродетель царицы и строгая мудрость Адашевых и Сильвестра.