Александр Стыкалин - Венгерский кризис 1956 года в исторической ретроспективе

Главной заботой ВСРП становится недопущение распространения «польской заразы» на более благополучную Венгрию; все средства пропаганды были призваны убедить венгерских рабочих в том, что идти по пути забастовок – значит вести дело к снижению жизненного уровня. Напротив, более энергичные усилия всех на своих рабочих местах способны внушить трудящимся уверенность в собственных силах перед лицом наметившихся в экономике негативных явлений. По мере усиления своей обеспокоенности событиями в Польше Кадар все чаще обращался к ним в публичных выступлениях. При этом он, как правило, пытался оценивать ситуацию, исходя из венгерского опыта 1956 года, сравнивал происходящее в Польше с динамикой политического развития в Венгрии 25-летней давности, проецировал на польский кризис 1980–1981 годов привычную для себя схему – правые, «контрреволюционные» силы, воспользовавшись справедливым недовольством части пролетариата, предприняли наступление, манипулируя справедливыми требованиями рабочих, введенных в заблуждение. Съезд «Солидарности» живо напомнил Кадару Венгрию ноября 1956 года – выступления рабочих советов с оппозиционной правительству платформой, в течение двух недель фактическое двоевластие в стране, с которым можно было покончить лишь самыми жесткими административными, а подчас и репрессивными мерами.

Как отмечалось в этой книге выше, именно под непосредственным влиянием польского кризиса кардинально меняется вся концепция сохранения исторической памяти о событиях 1956 года. Стратегия на забвение венграми тех событий, установка на «коллективную амнезию» признается недостаточно эффективной. Ведь, несмотря на все усилия идеологов режима, «будапештская осень» все равно зримо присутствовала в национальном сознании, а еще более в «национальном подсознании», и не. только как предостережение от нарушения заключенного с режимом Кадара общественного договора, но и как напоминание о возможности политических альтернатив (об их существовании особенно живо свидетельствовал наглядный опыт польской «Солидарности»). Для поддержания в обществе воспоминаний о 1956 годе прилагала немалые усилия доступная в Венгрии и влиятельная радиостанция «Свободная Европа», особенно в дни очередных годовщин «будапештской осени». Не проявляя со своей стороны инициативы в обращении к истории восстания, власть в то же время была вынуждена, как отмечалось, реагировать на выступления «радиоголосов» и заботиться о пресечении внутри страны любых «вражеских вылазок» в оценке октябрьских событий. Осенью 1976 года на фоне очередного кризиса в Польше и создания там Комитета защиты рабочих идеологическим структурам ВСРП пришлось принять дополнительные меры для нейтрализации мощной пропагандистской кампании, развернувшейся на Западе в связи с 20-летием венгерской революции. Особенно много головной боли у кадаровских работников идеологического фронта вызывали кадры кинохроники времен «будапештской осени», широко демонстрировавшиеся на фоне польского кризиса в его самой острой фазе по западным телеканалам, ставшим к этому времени все более доступными восточноевропейскому телезрителю. В 1981 году приходилось уже реагировать и на собственный самиздат, сделавший «осень 1956 года» своей приоритетной темой и требовавший коренного пересмотра концепции контрреволюции. И хотя тактика замалчивания возымела определенный эффект (к концу 1970-х годов венгерская молодежь мало что знала о событиях 1956 года сверх установленного властями канона), она казалась уже недостаточной в условиях, когда в деполитизированном обществе «зрелого кадаризма» заметно ослабла коммунистическая индоктринация.

Осенью 1981 года, в канун 25-летнего юбилея «будапештской осени», на фоне резко обострившегося польского кризиса тактика властей решительным образом меняется: на смену прежнему замалчиванию событий 1956 года приходит, как отмечалось в предшествующем очерке, мощное идеологическое контрнаступление. Это была, с одной стороны, реакция на широкое обсуждение темы в диссидентских кругах – власть не хотела упускать инициативу в споре с активизировавшейся под влиянием польского кризиса оппозицией. Необходимо было думать и о нейтрализации «Свободной Европы», постоянно проводившей параллели между Венгрией 1956 года и Польшей 1981 года и работавшей в расчете на повышенный интерес венгерской молодежи к замалчиваемой истории новейшего времени. Принималась также во внимание активность эмиграции: для многих ветеранов «будапештской осени» четвертьвековой юбилей стал поводом заново (теперь уже с учетом и современных польских событий!) осмыслить собственный 1956 год и свою роль в венгерской «национальной трагедии», а для кого-то – подвести итоги всей своей политической и интеллектуальной деятельности. Немалое влияние на смену тактики оказал и подъем неоконсерватизма на Западе, причем новый президент-республиканец Р. Рейган выступил, ссылаясь на происходящее в Польше, с одной из своих программных антисоветских речей именно 23 октября 1981 года, намеренно приурочив ее к 25-летнему юбилею начала венгерской революции. В условиях такого натиска в странах советского блока, и не в последнюю очередь в Венгрии, сочли целесообразным, «не поддаваясь на провокации», демонстрировать последовательность прежней политики. Это касалось и оценки венгерской коммунистической элитой событий 1956 года. В октябре – ноябре 1981 года в Венгрии выходит обилие пропагандистской литературы, тема подавления «контрреволюции» не сходит с полос многих газет, по венгерскому телевидению был показан документальный сериал о зверствах «контрреволюционеров». Через считаные недели по инициативе идеологов ПОРП его демонстрируют и по центральному польскому телевидению: власти ставили своей задачей напугать миллионы поляков неизбежной перспективой братоубийственной войны и неминуемого советского вторжения, в случае если противоборствующим сторонам не удастся достигнуть компромисса. Что касается венгерских средств массовой информации, то 25-летие событий 1956 года дало агитпропу ВСРП новый неплохой повод для того, чтобы поговорить об успехах собственной, более гибкой в сравнении с Польшей внутренней политики.

Ужесточение оценок Кадаром ситуации в Польше не означало пересмотра им своей принципиальной позиции: лидер ВСРП по-прежнему последовательно выступал против вмешательства в польские дела извне. Он понимал, что в силу исторических традиций подключение венгров к этой акции было бы в высшей степени непопулярно в венгерском общественном мнении. Это понимали и хортисты, так и не поддавшиеся давлению Гитлера, настаивавшего на объявлении Венгрией войны Польше в сентябре 1939 года. Идею участия венгерской армии во вторжении в Польшу Кадар категорически отвергал даже при наименее благоприятном стечении обстоятельств, советское же силовое вмешательство по-прежнему считал допустимым лишь в ограниченном объеме и в самом крайнем случае – сложившаяся ситуация, по его мнению, пока еще отнюдь не достигла критической точки, делающей такое вмешательство необходимым. Эту позицию он продолжал отстаивать и при встречах с представителями социалистических стран, и в телефонных разговорах с Москвой – Брежнев Кадара не очень любил, как выдвиженца Хрущева, не скрывавшего своих симпатий к нему и после отставки последнего в октябре 1964 года [805], однако мнение искуснейшего и пока еще весьма благополучного венгерского политика, имевшего за плечами реальный опыт успешного выведения своей страны из глубочайшего кризиса, в Кремле внимательно выслушивалось. Правда, как хорошо показали чехословацкие события 1968 года, оно было не более чем совещательным голосом, не влиявшим по большому счету на принятие окончательного решения, и сам Кадар не питал в этом плане никаких иллюзий.