Степан Злобин - Салават Юлаев

- Мне не стало здесь места. Надену лыжи - да в степи. Летом приду назад и кликну к народу клич...

- Опять на войну? Народ устал от войны, - возразил Клыч-Нур. - Разве мало мы пролили крови?!

- Кровь, пролитая бесплодно, заливает меня. Я захлебнусь в ней, и после смерти душа моя будет вечно захлебываться в крови, если я не завоюю свободы для всех. Наш народ будет вольным, - уверенно сказал Салават. - Я вернусь и снова всех призову к оружию...

Простившись с другом и с маленьким сыном, Салават возвращался в родные края. Здесь ждали его в камнях пятьдесят жягетов. Кто знает, кем и когда были сложены в круг громадные камни, которых не сдвинула бы с места и сотня людей. В незапамятные времена сама природа построила эту крепость. Салаватовы воины вырыли здесь землянки и отсюда выезжали в набеги на солдатские команды. Здесь было у них довольно пороху и свинца, здесь было у них вдоволь мяса, муки и сыру. Можно было бы тут зимовать, но выпавший снег мог выдать врагам следы воинов. Салават совсем не вернулся бы к своим удальцам, он ушел бы в степь через земли бурзян и катайцев, но он не хотел оставить в тревоге Кинзю.

Снег лежал всюду белою пеленой. Каждого всадника было издалека видно до поздних сумерек, и Салават возвращался медленно, таясь от солдатских разъездов и от случайных встречных, которые могли предать его в руки врагов. Теперь, когда не стало царя и война утихла, когда солдаты, врываясь в деревни, хватали и виноватых и невиновных, - мало ли было слабых людей, которые выдачей Салавата захотели бы заслужить прощение себе и избавление от наказания своим ближним.

"Верные" баи, купцы, которые и раньше не хотели войны, давно бы выдали всех пугачевцев. Они боялись лишь Салавата, потому что он карал за предательство смертью. Но кто покарает их, если будет схвачен по их указанию сам Салават?!

Кинзя радостно встретил возвратившегося друга.

- Я боялся, что ты попал на команду. Всюду вокруг солдаты! - сказал Кинзя. - Пора менять место. Я знаю в горах пещеру, мы там сможем держаться всю зиму. Давай уходить, пока сюда не пришли солдаты.

Салават в это время смотрел меж камней.

- Поздно идти в горы, Кинзя, - ответил он. - Бухаирка проведал. Он купит свободу ценой нашей жизни.

Острый взор Салавата узнал Бухаира в едва заметном вдали всаднике.

- Убьем его, - предложил Кинзя.

- Прежде нужно узнать, с чем он едет, - возразил Салават.

Всадник приблизился к крепости Салавата.

- Гей! - крикнул издалека Бухаир. - Кто там, люди! Слушайте доброе слово!

- Я здесь. Что тебе надо? - откликнулся Салават, выйдя к нему из-за камня.

- Тебя-то и нужно. Офицер-поручик велел сказать, чтобы ты пришел сам, подобру. А если ты сам побоишься, то жягетам твоим приказал связать тебя и выдать начальству. Не то он вас всех перебьет и нашу деревню сожжет. Меня старики прислали к тебе. Говорят, что ты храбрый жягет, не захочешь губить деревню и сам к офицеру придешь.

- Старики из ума, что ли, выжили? - спросил Салават. - В какой это сказке батыры сами ходили в руки врагов? Пусть твой офицер меня прежде поймает.

- Я так и сказал старикам, что тебе своя шкура дороже деревни. Они не поверили мне! Я сам не хотел к тебе ехать, - откликнулся Бухаир. - Все равно не уйдешь - повсюду вокруг солдаты!

- Ты за смертью приехал! - крикнул Кинзя. Он вскинул ружье и выстрелил в Бухаира.

Бухаир хлестнул свою лошадь и бросился прочь. Лошадь его завязла в глубоком снегу. Бухаир соскочил с нее и пустился бегом. Кинзя еще раз зарядил ружье, приложился и выстрелил снова.

Весь отряд Салавата выскочил из камней. Вслед Бухаиру летели стрелы и пули. Лошадь его теперь упала, раненная, в сугроб и била ногами, вздымая снежную пыль, но писарь, то на четвереньках, то просто катясь под уклон с боку на бок, то снова вскочив и пускаясь бегом, каким-то чудом ушел от выстрелов. И стрелы и пули его уже не могли достать.

- Догнать его, Салават? - спросил юный Мурат, брат Гульбазир. - Я на лыжах...

- Не нужно, Мурат. Пусть изменник уходит. Воину нет славы в том, чтобы убить беглеца и труса.

Салават оставил дозорных и спустился в землянку, чтобы заснуть после долгой дороги.

Грустная песня слагалась и звучала в его мыслях:

Поскакал бы я вперед, да вокруг болото,

Я стрелял бы, да в колчане стрел осталось мало,

Окружила мой аул солдатская рота,

Кликнул клич я, да друзей надежных не стало...

И с этой печальной песней в душе Салават заснул.

Его разбудил Кинзя.

- Салават, измена родит измену: слова Бухаира запали в сердце Айтугану. Он сговаривает жягетов, чтобы выдать тебя солдатам. Он хочет тебя связать, как казаки связали царя Пугача. Айтуган говорит - пусть лучше один погибнет, чем все. Он говорит, что нам все равно не прорваться - вокруг солдаты...

- Что ты думаешь делать? - спросил Салават.

- Я убью Айтугана, - ответил Кинзя решительно.

- Зачем убивать? Он прав.

- Как прав?

- Разве можно губить деревню и воинов за одного Салавата?

- Ты говоришь, будто тебе не в привычку война, - гневно обрезал Кинзя. - Сколько человек ты убил? Сколько человек ты послал на смерть? Неужто отдашься солдатам?! Сам на смерть пойдешь, как баран?!

- Чудак ты, мешок. Разве на войне были битвы за Салавата? За свободу, за Башкирию я убью еще тысячу, а за Салавата даже ты, даже лучший друг, не должен пропасть... Война кончена, дорогой тургек. Понимаешь ты, пузырь бычий, прошла война... Брось оружие и спасайся...

- А ты? - в голосе Кинзи была тревога.

- Я тоже бегу... Я побегу к киргизам... У меня много денег, ты знаешь где. Ты бери, когда надо. Я захвачу только из крайней борти. Киргизы любят деньги.

- Один побежишь?

- Не знаю... Один... Прощай.

- Ты когда же бежишь? Жеребец не кормлен. Надо дать ему овса.

- Дай овса... Я сейчас схожу в лес за деньгами на лыжах, к вечеру вернусь, а ночью поедем в разные стороны. Пока покорми коней.

Салават в темноте стал искать ружье.

Когда меткие стрелы сразят самку и неокрепшего теленка, от охотничьей своры в глубь снегов, в глубь лесов уходит сохатый. Остановится с сердцем, готовым к битве, услышав хруст сучьев, - нет, то не люди, это вороны передрались и обрушили сверху сухой морозный хворост или рысь промчалась по деревьям, играя с самцом.

Так уходил в леса Салават. Лыжи ходко скользили. Он был разбит и бежал в изгнание. В тишине леса за шорохом лыж ему послышался хруст сучьев... Человек или зверь?.. Прервав свой бег, он удержал дыхание... Сучья затрещали громче... Послышалась досадливая русская брань, фыркнул конь...

"Врешь, верхом не догонишь!" - усмехнулся Салават, и лыжи его быстрей заскользили.

Преследующие не видали Салавата. Салават не видал их. В молчаливой и оттого еще более страшной тревоге велась погоня.

"Только бы добраться до спуска, - думал Салават, - там я полечу, как птица. Шалишь, солдат, там тебе не догнать Салавата: конь увязнет в снегу, а лыжи все так же гладко будут скользить".