Степан Злобин - Салават Юлаев

На второй день второй гонец подал Салавату пакет от есаула Матвея Чигвинцева. Есаул сообщал, что Красноуфимская крепость пала, атаман казацкой команды Михайла Мальцев попал в плен к злодеям, а сам он, Матвей, отошел за реку Уфу и движется с оставшимися людьми на соединение с Салаватом.

"И вам бы, господину полковнику Салавату Юлаевичу, гнева на нас не положить, поелику дрались с ворьем-супротивниками, как вы указали, как присяга и совесть велит, и многие пали в боях, и снег на полях стал красен от крови, однако же пороху, ядер, свинцу недостача, да против огненна боя с пиками, с саблями не устоять. Да у них, господин полковник, изволите видеть, - пехота, а ей по зимнему времени во сражениях действовать способней и легче..."

И вот в горах Кара-тау высланный Салаватом разъезд встретил разбитое войско, отошедшее от Красноуфимской крепости, а через час башкирская конница Салавата соединилась со смешанным, растянувшимся вдоль дороги отрядом Чигвинцева.

Чигвинцев вез с собой пять оставшихся пушек, без ядер и пороху. Пять пушек были потеряны и остались в плену у врага.

Расположившись в ближайшей деревне, Салават выслушал рассказ Матвея Чигвинцева о боях. По всем дорогам и тропкам выставил он дозоры, чтобы в крепости не узнали о том, что подходит свежее пугачевское войско.

Надо было ворваться в крепость без выстрела, одолеть ее одной лишь внезапностью натиска, потому что не было пороху. Потому и нельзя было дать ни коням, ни людям долгого отдыха, во время которого командиры противника успели бы разведать их силы и подготовиться к отражению атаки.

Сам Салават между тем разузнал, что под Красноуфимском противник не строил новых укреплений, лишь занял прежние, приготовленные Чигвинцевым и Лохотиным.

Войско Салавата тронулось к крепости с вечера и, не смущаясь мраком и снежной метелью, еще до рассвета бросилось на стены, оставив у себя за спиной передовые укрепления, построенные казаками. Салават рассчитывал, что отрезанные от крепости солдаты сами покинут редуты и убегут, но оказалось, что там-то, в окопах, и были сосредоточены Гагариным главные силы. Стены крепости были захвачены Салаватом, который тем самым вошел в окружение и осаду. Свое положение Салават понял с наступлением утра, когда с городских стен увидел по всем сторонам разъезды солдат и пушки, которые Гагарин ставил вокруг, направляя на крепость...

Салават почувствовал, что попадает в ловушку. Он выслал людей на вылазку, но их забивали обратно картечью из пушек.

Через день майор Гагарин прислал Салавату письмо:

"Видишь сам, - писал он, - что твоей воровской команде приходит погибель. Когда подойдут верные ее величеству государыне войска мне в подкрепление, то я всяческие увещания оставлю и вины твоей не приму. Сей же день и час обещаю тебе милость великой государыни императрицы. Сложи оружие и укажи башкирскому мятежному сброду разъехаться по своим домам - и будешь помилован, хотя заслужил ты великия казни".

По получении этого письма Салават в тот же час ударил на вылазку конными силами. Однако ночью шел снег, конница вязла в поле, и солдатская пехота майора Гагарина била застрявших в сугробах коней из пушек и ружей, а павших из седел всадников солдаты в рукопашном бою ловко прикалывали штыками.

Снова пришлось отступить в крепость. Однако тут не хватало сена, овса. Лошади еще не начинали тощать, но можно было легко представить себе, что через неделю начнется голод и конский падеж...

Еще двое суток Салават копил силы, дав отдых коням и людям, чтобы не утомлять их бесплодными ежедневными атаками да вместе с тем дать улежаться свежему снегу. Однако на третий день снова поднялся мартовский злой буран...

Ночью в Красноуфимскую крепость проник гонец с горькой вестью о том, что войско Чики под Уфою разбито отлично вооруженным полковником Михельсоном{339}, сам Чика Зарубин захвачен в плен, что все под Уфой в смятении, пугачевское войско бежит в разные стороны. Вместе с тем гонец сообщил, что на другой же день после пленения Чики стерлитамакские башкиры съехались на джиин и принесли повинную Михельсону, который вошел в Уфу.

Все это значило, что под Уфой освободились большие силы противника и теперь они могут прийти на помощь Гагарину. Каждый час промедления мог грозить гибелью. И Салават той же ночью, несмотря на буран, ударился на прорыв. Битва была короткой. Он вырвался из кольца к горному перевалу... Лошади изнемогали, увязая в глубоких сугробах, они обливались потом, от них валил пар. Но Салават торопил свой отряд в суровые снежные горы, куда не посмеют пойти солдаты.

До летних путей, когда конница снова станет подвижной и быстрой, он уходил на юг, к родному аулу, к горным заводам, где можно было для всех изготовить оружие, пушки и ядра.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Юлай, один из немногих военачальников Чики, спасся во время разгрома пугачевских войск под Уфой. Он отступил за Кара-Идель и стоял в горах. В это-то время и пришел к нему Бухаир.

- Юлай-агай, у тебя триста воинов, у меня - пятьсот. У нас вместе не меньше двухсот ружей. Мы можем разрушить заводы, изгнать всех русских с нашей земли и вернуть наши земли. Не наше дело сражаться за русских царя и царицу. Объединим наши силы. Башкирский народ вознесет нашу славу...

- Как ведь сказать, Бухаир. Для славы-то стар уж я нынче! - ответил Юлай. - Я домой воротился бы, да людей жалко. Вон сколько их у меня - триста человек. Приведу - похватают их дома. Вдовы плакать начнут, ребятишки... А то бы домой пошел...

- Эх, старик! Чью землю заводчики взяли? Твою? - подстрекал Бухаир.

- Мою землю, писарь, мою ведь, конечно! - согласился Юлай.

- Обманули тебя на покупке?

- Ай-бай-бай, как еще обманули, собаки! Сам знаешь!

- А кого народ проклинает за этот обман?

- Ну-ну-ну!.. - раздраженно и гневно воскликнул Юлай, но тут же кротко спросил: - А неужто меня, Бухаирка?

- Ты продавал! Ты зазнался, старый закон забыл. Разве твоя земля? Земля-то всего народа, а ты продавал! Кто виноват народу? Юлай! Кто должен вину искупить?

- Юлай ведь, наверно, старый шайтан, - согласился старик. - Погоди, дай подумать. Куда так спешишь, окаянный?.. - вдруг взъелся он.

- Нагрянут войска, побьют твоих воинов, посажают на колья, порубят им головы, самому тебе голову срубят - мне всех вас не жалко, а жалко того, что я потеряю триста союзников, - просто сказал Бухаир.

Юлай отплюнулся.

- Уходи, Бухаирка! Тебе свой народ не жалко... Ступай от меня!..

- А тебе было жалко народ, когда ты заводам леса продавал? Ничего тебе не было жалко, Юлай! О себе ты думал! А мне что жалеть дураков, которые лезут в драку между царем и царицей? Нам бы свое добро выручать а мы кровь башкирскую за что проливаем? Эх, Юлай-агай!..