Альманах Array - Триединство. Россия перед близким Востоком и недалеким Западом. Научно-литературный альманах. Выпуск 1

И поскольку «документальная» основа подчеркнута самим автором книги, воссоздавать ее художественное пространство (композицию, систему образов и образных средств, особенности языка и т.п.) путем тщательной реконструкции текста (в аспекте именно его художественного замысла) я не буду. Хотя порой литературоведческий «пересказ» просто необходим при абсолютном отсутствии литературных источников на языке русском. Ограничусь неким сводом содержания большой книги, отраженного в общих чертах в представлении ее издателя франкоязычным читателям, слегка уточнив детали: «Хайба – молодая алжирка (врач, ей 33 года), перебравшаяся (после гибели мужа и дочери) в Париж. Она – на грани физического и душевного истощения (пережив расправу с ее семьей и надругательство над ней самой террористами). В отчаянии, не зная, на что существовать дальше, она за бесценок продает свои уцелевшие украшения (подаренные на свадьбу свекровью). Пытается выжить. Борется за жизнь своего будущего ребенка (появления на свет которого они долго ждали с мужем после рождения их дочери). И вспоминает. Вспоминает о своей лучезарной родине, попавшей в плен интегристского безумия, находящейся теперь во власти “нечистых сил” и коррупции. Вспоминает о муже (с которым вместе училась), с которым мечтала построить новый мир, где царило бы подлинное братство. Вспоминает о маленькой дочери, которую они вдвоем окружали лаской и нежностью. Но пылающая память ее не в силах забыть о ненависти, которая обрушилась на них (после того, как они добровольно перебрались на работу в глухую провинцию лечить людей в новой больнице, где не хватало врачей), на их надежды и самоотверженный, нелегкий труд (по спасению жизни людей). Помнит о жестокой каре, которой были подвергнуты (муж был обезглавлен, а дочку растерзали на глазах у матери), когда они отказались участвовать в подлой игре (предложенной “новыми хозяевами” Алжира). Отчаяние, холод чужбины только продолжили ее мучения. И она уже была близка к тому, чтобы свести счеты с жизнью. Но ей протянут дружескую руку, спасут, вселят веру в жизнь, и это позволит ей держаться и еще раз стать матерью…

На фоне Алжира, отдавшегося в руки новых варваров, где воцарился цинизм властей предержащих, где молодое поколение повержено в смятение, где люди живут в оцепенении и страхе, в книге Латифы Бен Мансур воссоздана судьба женщины, на долю которой выпали необычайные страдания. Но так рассказать мог только человек, которому самому близко все пережитое героиней его повествования…»

Схематизм содержания «уплотним» канвой цитат из книги Бен Мансур в той последовательности, которую сохранила память ее героини.

«После темноты коридоров метро, после всех контрольных барьеров, которые миновала она почти автоматически, словно в беспамятстве, как сомнамбула, перейдя под землей почти незаметно границу царства живых и царства мертвых, после грохота механических дверей вагонов, поглощающих людскую толпу, и скрипа тормозов колес Хайба словно очнулась на своем сиденье после непрекращавшегося кошмара ее жизни. Она подчеркнула ногтем слова в книге Джалал аль-Дина Руми [233], которую читала: ‘Но любовь к эфемерному, невидимому, неосязаемому, бесплотному – не есть любовь”. О какой любви говорил он? Она любила своего мужа, но совсем не так, как Аллаха. Детей мусульман учат Аллаха бояться, молиться ему. Но никто не говорит им, что Его нужно любить. К тому же разве женщине не внушают, что любить супруга своего – это значит любить Аллаха в Его творении? Но отныне все было пустотой. Бесполезно повторять Его имя. Она окончательно утратила веру в Него…» (с. 9-10).

«Еще четыре месяца, и ребенок, столь желанный до случившегося кошмара, явится на свет. И она будет одна радоваться его рождению. Интегристы выпустили кровь из ее мужа. Надругались над ней, полагая, что запятнают ее на всю оставшуюся ей жизнь. Но не сумели умертвить в ней ее ребенка. Она не сделает им такого подарка. Неужели люди верят им только потому, что они носят бороду и традиционную одежду! Большинство из них столь же ловко владеют религиозной риторикой, сколь и современной техникой. Теперь и компьютер, и нож – их орудия. Они оккупировали все стратегические места в государстве и даже в международных организациях. И это не мешает им сеять смерть, идти вперед воплощением самой смерти. “Ты будешь жить, – угрожали они ей, измываясь над ней. Но ты будешь запятнана навсегда. И мать твоя, и отец твой, и все твои родственники…” Но Хайба значит “чистая”, по-арабски. И сейчас она слышит в себе биение новой жизни… Чудом ребенок пережил кошмар, случившийся с ней. Плод бесконечной любви оказался сильнее смерти» (с. 11- 12).

«Друзья уговорили, умолили ее покинуть Алжир. Самой же ей хотелось уйти в партизаны и убивать одного за другим своих палачей… Но это означало бы и рисковать и своей, и жизнью ребенка. И если бы она пошла по пути мести, то выбрала бы тот же путь, по которому шли ее мучители… И она выбрала дорогу изгнания. Франция стала ей приютом. Ведь те, кто мучили ее дочку, тешились над ней самой, орали, что она – “продажная тварь”, что “прислуживает французам”, – так разве не сюда ей была прямая дорога? Она выстрадала свое право жить теперь на этой земле…» (с. 12-13).

«Ты заново начнешь свою жизнь. У тебя там есть друзья, близкие тебе люди. Ты там училась. О тебе позаботятся. С твоими-то знаниями и дипломами, ты там легко устроишься на работу, – увещевали ее другие…» (с. 13).

«Самое трудное – это было привыкнуть к тому, что просыпалась в пустой постели, что некому было сказать: “Здравствуй, это я!”, – когда открывала дверь, возвращаясь в дом, опустошенный смертью. Притрагиваться к вещам мужа и дочери… Как забыть детскую, залитую кровью ее ребенка, растерзанные ими игрушки, разорванные книжки, кроватку, где девочку пытали и насиловали у нее на глазах?! Сострадание и жалость в глазах других ей тоже были невыносимы. Точно так же, как идти в морг для опознания обезглавленного тела своего мужа… Как невыносимо было спрашивать саму себя, видя живыми своих друзей: за что? Почему убили именно ее дочь и ее мужа?…» (с. 13-14).

«Почему-то вспомнились слова Шехеразады, которыми начинала она свои повествования: “Это история столь необычна, столь глубоко засела в моей голове, что могла бы послужить уроком тому, кто жаждет знания…”» (с. 15).

«Драма случившегося жила в ней. Как жил ребенок, в ожидании своего рождения. Отвратительное и невинное, грязное и чистое, – все это вместе теперь уживалось в ее теле, питалось ее жизнью…» (с. 17).

“Ну и пусть теперь я сама умру с голоду! – думала Хайба, закрывая дверь ломбарда. – Пусть останусь без копейки!.. Скорей бы уснуть, забыть…” Не слышать, как бьется в ней жизнь того, кому предстоит родиться без отца…