Записка о древней и новой России

людей. Торгуют даже и мелкими ассигнациями — неужели советникам

Банка трудно их подписывать, или жаль бумаги?

Я развертывал книги о государственном хозяйстве, слыхал, как

люди ученые судят о нынешнем хозяйственном состоянии России, и

замечал более слов, нежели мыслей, более мудрований, нежели ясных

понятий. Зло не так велико, как думают. Все дорого, правда, но, с

умножением расходов, не прибавились ли и доходы? Владелец, 83

имеющий деревни на пашне, или фабрики, но терпит от дороговизны,

купцы также. Господин оброчных крестьян терпит более, или менее;

денежные капиталисты и люди, живущие жалованьем, более всех

теряют. Сравнивая выгоды и невыгоды, вижу, что нынешняя

дороговизна есть вообще зло, а как она произошла от умножения

ассигнаций, то надобно ли уменьшить их количество?

«Надобно» — думает правительство и взяло меры учредить

Заемный банк и продает казенные имения... Желательно, чтоб сие

намерение не совсем исполнилось, — иначе явится другое зло,

которое в течение минувшего лета едва ли кто-нибудь мог

предвидеть.

Цены на вещи возвышались не только по соразмерности

прибавляемых ассигнаций, но и по вероятностям их будущего

выпуска, также вследствие новых податей и низкого курса.

Дороговизна ежедневно возрастала. В пятницу хотели взять за товар

более, нежели в четверг, в субботу — более, нежели в пятницу,

следуя иногда привычке и вкусу слепого корыстолюбия. Уже не

действует сила, приведшая в действие шар, но шар еще катится...

Верят — и не верят, чтобы казна перестала издавать новые

ассигнации. Наконец, открывается нечаянность: большая нужда в

деньгах, т.е. в ассигнациях! Купцы в Москве с изумлением

спрашивают друг у друга, куда они девались, и предлагают

заимодавцам три процента на месяц. Ассигнаций не убыло, но, по

дороговизне, делается мало, т.е. излишне высокие цены в последнее

время вышли из соразмерности с суммою оных. Напр[имер], купец

имел прежде 10000 р. в капитале, — ныне имеет 15 т[ысяч], но как

цена покупаемого им товара удвоилась, то он, чтобы не уменьшить

своей торговли, должен призанять 5 т[ысяч] рублей.

Если казна, посредством Банка и пропажи имений, вынет теперь 84

из обращения миллионов 200, увидим страшный недостаток в деньгах:

винные откупщики разорятся; крестьяне не заплатят оброку

господину; купцы не купят, или не продадут товара; найдется

недоимка в казенных сборах. Не думайте, чтобы вдруг оказалась

дешевизна, — нет! Первые продавцы нескоро уступят Вам вещь за

половину ее бывшей цены, но сделается остановка в торговле и в

платежах. Неудовольствиям, жалобам не будет конца, и многие

скажутся банкротами прежде, нежели установится новый порядок в

оценке вещей, соразмерный с количеством денег в государстве.

Великие переломы опасны. Вдруг уменьшить количество бумажек так

же вредно, как и вдруг умножить оное. Что же делать? Не выпускать

их более!.. Сего довольно: цены спадут без сомнения, ибо

возвысились несоразмерно с прибавлением ассигнаций, как мы

сказали; но спадут постепенно, без кризиса, если Россия не будет

иметь каких-нибудь несчастий.

Вторая мысль Заемного банка, или так называемого Погашения

долгов, есть унизить серебро обещанием уплатить чрез несколько

лет рубль сим металлом за два бумажные. Если бы внести в сей Банк

миллионов 200, то правительство нашлось бы в крайнем затруднении

по истечении срока, — нелегко приготовить 100 миллионов серебром

для расплаты! К счастию, взнос невелик, ибо у нас нет праздных

капиталов, но достохвально ли учреждение, коему, для

государственного блага, нельзя желать успеха? Автор, кажется,

полагал, что в течение 6 лет рубль серебряный унизится,

напр[имер], до 150 к[опеек] ассигнациями, и что заимодавцы с

радостью возьмут всю сумму бумажками... Хорошо, а если того не

будет? Заметим, что цена серебра возвысилась у нас гораздо более

иных цен. Куль муки за 4 года пред сим стоил в Москве серебром 85

4,5 р., а теперь стоит менее 2,5. Возьмите в пример и другие

российские произведения: за все платите серебром почти вдвое

менее прежнего — виною то, что умножился расход оного для

содержания заграничных армий и для тайной покупки иноземных

товаров. Хотите ли уронить цену серебра? Не выменивайте его для

армий, уймите запрещенную торговлю, которая вся производится на

звонкую монету; дайте нам более разменных денег, — или вы хотите

невозможного. Теперь дороговизна благородных металлов убыточна не

для народа, а для казны и богатых людей, имеющих нужду в

иноземных товарах, коих цена возвышается по цене серебра. У нас

ходит оно только в столицах, в городах пограничных, в приморских,

— внутри России не видят и не спрашивают его, в противность

сказанному в Манифесте, что единственная российская банковая

монета есть рубль серебряный. Нет, серебро у нас — товар, а не

деньги?

Для внешней законной торговли также не требуется металлов.

Англичанину нет нужды, какие ходят у нас деньги, — медные ли,

золотые или бумажные; если он за лоскуток бумаги получает у нас

вещь, за которую сходно ему дать свою вещь, ценою в гинею, то

английская гинея будет равняться в курсе с российской бумажкой,

ибо торговля государств основана в самом деле на мене вещей. Не

существенная, но торговая цена монет определяет курс. Напр[имер],

наш рубль уменьшился бы в количестве своего металла, но, если за

него дают в России столько же вещей, как и прежде, то сия убавка

в существенной цене рубля не имеет влияния на курс, буде нет иной

причины к упадку оного. Но если деньги нам нужнее в чужих землях,

нежели иностранцам — российские, если более выпускаем, нежели

впускаем товаров, то курс наш упадет. Сии причины изъясняют,

каким образом рубль мог обратиться в 18 су или 8 штиверов! Кроме

уменьшения цены бумажек внутри государства и несоразмерности 86

ввоза с вывозом товаров, страх, чтобы первые еще более не

унизились, заставил многих купцов иностранных, имевших у нас

денежные капиталы, переводить оные в Англию или в другие места.

Правительство наше крайне заботится о лучшем курсе, но хочет

невозможного. Пока не восстановится свободная морская торговля,

дотоле не будет равновесия в привозе и выпуске товаров, не будет

иностранцам нужды в русских деньгах для закупки большого

количества наших произведений. Новым Манифестом о тарифе мы

позволяем все вывозить, а многое для ввоза запрещаем; но много ли

кораблей найдем для первого? Здесь видим новую неудобность.