Михаил Хлебников - Союз и Довлатов (подробно и приблизительно) [litres]

Да главное и не это. Я «Метрополь» не читал. Уверен, что талантливо. И даже смело. Может быть, даже какой-то новый рубеж смелости. Но при том убежден – это не правда, не вся правда. Это, в лучшем случае, усовершенствованное сальто-мортале недомолвок и аллюзий.

В отношении «талантливости» Довлатов честно заочно ошибался, так как альманаха не читал. Но впоследствии дал оценку прозы одного из авторов «Метрополя». К ней я еще вернусь. По поводу смелости. Это была хорошо рассчитанная, дозированная смелость, благоразумно остановившаяся перед чертой, за которой маячила статья уголовного кодекса. Интуитивно верно и точно Довлатов обозначил это коротко и понятно: «говнистость». Составители обезопасили себя, выставив вперед молодых или неизвестных. Последовавшие выводы и решения ударили по ним. И тут мы видим настоящие драмы. Отсекаются от любой возможности напечататься Петр Кожевников, Юрий Карабчиевский, Юрий Кублановский. В 1980 году умирает Высоцкий. Конечно, его смерть напрямую не связана с «Метрополем», но участие в альманахе не решило главной проблемы популярного артиста – легализоваться в качестве поэта. В 1981 году умирает Вахтин, так и не сумевший почувствовать себя настоящим писателем. Думаю, что последним годам и даже месяцам его жизни добавило горечи понимание того, что он оказался статистом в чужой постановке. Привыкший организовывать, направлять, влиять Вахтин превратился в «и др.» – «безвестную жертву режима», как сказал позже и формально по другому поводу Довлатов. Если поднять до уровня метафоры приведенные слова Ерофеева о том, кто что курил, то можно прийти к следующей формуле: курившие «Мальборо» с ними и остались; те, кто обходился болгарскими сигаретами, лишились и этого продукта братской социалистической страны.

Длинное наше, надеюсь небезынтересное, отступление неожиданно закольцовывается. Свой альманах «Метрополь» мог получиться и в Ленинграде. На десять лет раньше. Костяк авторов – «Горожане» вместе с рекрутированным Довлатовым, который должен был стать просто «молодым автором». В их маленьком табеле о рангах «новый соратник» занимал самую низкую ступень. Знал ли тогда о своем звании «рядового пехоты» Довлатов? Неизвестно. Но такое понимание все же пришло к нему. Как помним, «Демарш энтузиастов» – совместный сборник Сергея Довлатова, Наума Сагаловского и Вагрича Бахчаняна. С Сагаловским писатель состоял в переписке. Так как Сагаловский изначально не принадлежал к писательскому сообществу, Довлатов мог позволить себе другую степень откровенности. Отрывок из письма за 29 мая 1986 года:

Возвращаюсь к идее взаимных комплиментов. Хорошо когда-то действовал Марамзин. Году в 67-м он сказал на дне рожденья Леши Лосева: «Довлатов – пятый прозаик земного шара». Умный и точный Леша спросил: «А кто первый?» Марамзин ответил: «Конечно, Боря Вахтин»… Оказалось, что все пять лучших прозаиков земного шара живут в Ленинграде, знакомы между собой и даже сидят за одним столом.

Как видим, состав «лучших прозаиков земного шара» подозрительно напоминает «Горожан». Из пяти его участников Довлатов находился на последнем месте. Снова Довлатов оказывается в «конце стола» в качестве званого, но не избранного. Возвращаемся к замыслу… Инициаторами несостоявшегося проекта выступили Марамзин с Вахтиным. Первый в силу взрывного темперамента, вспомним летающую чернильницу в редакции «Советского писателя». Вахтин – по озвученной тяге к закулисным интригам. Прямое свидетельство – все то же интервью в «Сумерках» Ирины Вахтиной. Речь неожиданно заходит о журнале, который замысливал Марамзин:

Насколько я помню, речь шла о том, чтобы определенная группа имела возможность опубликовать свои произведения хоть где-то. Но ориентация уже шла на то, что, скорее всего, это будет опубликовано на Западе. Чтобы избежать каких-то санкций со стороны властей, нужно было несколько раз достаточно весомо заявить о себе и получить какие-то обязательные, пусть даже отрицательные, но рецензии на некий перечень произведений.

Рецензии, как помним, на «Горожан» были. Как отрицательные, так и одобрительные. Данный этап пройден в 1965 году. Почему не последовал следующий: с публикациями на Западе?

Думаю, что ситуацию спас осторожный, педантичный Ефимов. Что означало появление журнала или альманаха лично для него? Быстрое уничтожение карьеры писателя. Если принимать во внимание недавние события в Москве – процесс Синявского – Даниэля (1966) – и общий достаточно суровый климат в Ленинграде, то последствия могли быть печальными.

В тексте воспоминаний определенное место отводится диссидентской деятельности Ефимова. Нельзя сказать, что они как-то впечатляют. Ефимов навещал Бродского в архангельской ссылке. Для подтверждения факта сфотографировался с изгнанником. Ну, хорошо, молодец, поддержал в трудную минуту. С Бродским связан и другой, не подтвержденный документально, эпизод подпольной жизни мемуариста. Не все знают, но Бродский несколько раз приезжал из ссылки в Ленинград. Делал он это официально, приезды квалифицировались как отпуск. В один из приездов в конце лета 1965 года он неожиданно захотел навестить свою подругу Марину Басманову, находившуюся тогда в Москве. С просьбой о помощи он обратился к Ефимову. Тот ответил коротко: «Для тебя – всегда».

Утром они на такси выезжают в аэропорт. А дальше начинается Ле Карре: рафинированные творцы преображаются, и перед нами матерые спецагенты:

– Упорная, зараза, – говорит вдруг Бродский.

– Что? – не понял я.

– Синяя «Волга». Прицепилась еще на Разъезжей и не отстает.

Люди из синей «Волги» тормозят такси. Потом неожиданно отпускают. Бродский с Ефимовым, подтверждая высокий уровень подготовки, отпускают таксиста и пересаживаются на автобус, который едет в аэропорт. Там они снова видят преследователей из «Волги». Старший знаками отправляет подчиненных искать изобретательных беглецов. Ну а дальше сцена, без которой не обходится ни один приличный шпионский роман или фильм:

Потом поворачивается, видит нас за стеклом, застывает.

Минуту мы смотрим друг другу в глаза.

Читать отрывок, конечно, следует под великолепную музыку Эннио Морриконе из «Профессионала».

Поблагодарим автора за экшн и не будем никак оценивать достоверность изложенных событий. Наверное, Бродский действительно хотел съездить к Басмановой в Москву.

На какой-то момент Ефимов, пишущий мемуары, сам заряжается энергией эпизода. Теперь перед нами несгибаемый боец. Вот он беседует с другим таким же отчаянным, обсуждая вызов в КГБ по делу Марамзина:

В конце концов мы с Даром пришли к выводу, что нас обоих – двух литературных смутьянов – хотели просто припугнуть, чтобы мы вели себя тихо на предстоявшем отчетно-перевыборном собрании в Союзе писателей.