Михаил Хлебников - Союз и Довлатов (подробно и приблизительно) [litres]

В те дни в Таллин с делегацией «Авроры» приехала Елена Клепикова. Командировка имела целью расширить редакционный портфель, найти новых авторов для журнала. Миссия оказалась выполнимой благодаря общему качеству эстонских авторов:

В отличие от питерских авторов, которых цензура все больше браковала, эстонские авторы писали патриотично, лирично и серо. То, что надо.

После необременительных мероприятий мемуарист в компании с Кушнером отправились на прогулку. Поэт предложил Клепиковой показать «что-то очень любопытное». Недолгое путешествие заканчивается на окраине Таллина. Дом, встретившая их незнакомая молодая женщина – Тамара Зибунова:

Он сидел на полу, широко расставив ноги, как Гулливер с известной картинки, а перед ним – как-то очень ладно составленные в ряд шеренги бутылок. На глаз – около ста. Может быть, больше ста – винных, водочных и, кажется, даже коньячных. Неизвестно, сколько времени он пил – может быть, две недели. Это было страшное зрелище. Я и сейчас вспоминаю его с дрожью. Во-первых, невозможно столько выпить – фактически, весь винно-водочный погребок средней руки – и остаться живым. А во-вторых, передо мной сидел не алкоголик, конечно. Передо мной – в нелепой позе поверженного Гулливера – сидел человек, потерпевший полное крушение своей жизни.

Довлатов встал и уехал из Таллина восьмого марта 1975 года. Через несколько дней он пишет письмо Елене Скульской:

Здравствуйте, Лиля!

Пятый день я в Ленинграде. Занимаюсь ремонтом. Местные «пикейные жилеты» вникли в ситуацию и утверждают, что за книжку обидно, прочее – ерунда. Работой пока не интересовался. У Джойса один рассказ начинается так: «Он вернулся назад той же дорогой, которой ушел…» С другой стороны, Томас Вулф назвал один из своих романов «Домой возврата нет». Короче – неопределенность.

На то они и «пикейные жилеты», чтобы весомо и с апломбом утверждать истины, не нуждающиеся в этом. Здесь можно согласиться с Еленой Клепиковой – удар оказался страшным. Дополнительное переживание – предательство со стороны коллег по «Советской Эстонии», многие из которых считались друзьями опального автора. Об этом с горечью пишет Довлатов в следующем письме Скульской:

Трусливого, угодливого, мерзкого спектакля, который усердно разыграла наша холуйская редколлегия, я никогда не забуду и не прощу. Нужно время.

Удар со стороны «друзей» был особенно сильным – как раз в редакцию, «по месту работы» сотрудники КГБ передали рукопись, изъятую у Котельникова. Коллектив дружно осудил и проголосовал за избавление от очернителя. Время не помогло – свидетельство тому «Компромисс», изданный в 1981 году. Состояние Довлатова отражено в его письме Тамаре Зибуновой от 15 марта 1975 года:

Мне все еще нечего тебе сообщить. Сижу дома. Жуткие скандалы. Работой еще не интересовался.

«Обида за книжку» не проходит:

Перебрал рукописи и обнаружил, что у меня бесследно сгинуло несколько рассказов. Особенно жалко «Тетю Дашу», ведь ее можно напечатать.

Позвони Эльвире, узнай, нельзя ли получить назад оригиналы мои, не гранки, а рукопись, там ведь отредактировано все, мне рассказы эти нужны в законченном виде. Особенно «Тетя Даша».

Безнадежная борьба за сборник продолжалась почти до конца года. В итоге в ноябре был получен официальный ответ от издательства:

Издание Вашей книги было остановлено по известным Вам причинам. В настоящее время вернуться к вопросу ее издания не представляется возможным также потому, что республиканское издательство по существующему положению издает на русском языке лишь произведения местных авторов.

Обида на издательство осталась у Довлатова до конца жизни. Во время перестройки уже по воле «Ээсти раамат» родилась идея наконец издать многострадальный сборник. Довлатов отнесся к предложению резко отрицательно. Из письма Тамаре Зибуновой от 6 января 1989 года:

Теперь насчет «Ээсти раамат». В свое время, напоминаю, у меня был договор с издательством, и я условия договора выполнил, то есть представил текст нужного объема и в удовлетворительном качестве, а издательство со своей стороны условий не выполнило, то есть книжку мою не опубликовало. Другое дело, что оно это сделало по указанию свыше, но факт остается фактом: не я перед ними в долгу, а они передо мной. Если издательство хочет вернуться к выполнению своих обязательств, то пусть и проявляет инициативу. О том, чтобы делать книжку в том виде, как она подавалась в 73-м году, не может быть и речи, тех рассказов просто не существует. Но я готов в ответ на их запрос представить другой сборник такого же объема.

Еще одно испытание – бытовая сторона. Довлатов вернулся в Ленинград без денег, работы. Семейный вопрос приобрел причудливый характер. Дело в том, что Довлатовы официально развелись в 1971 году. Работая в Эстонии, Довлатов выплачивал алименты. Произошедшее «воссоединение семьи» трудно назвать благостным. Очередное хождение по редакциям привело к привычным результатам: туманным обещаниям мелких публикаций. В это невеселое время Довлатов и садится писать знакомую нам пьесу «Человек, которого не было». Пишет он ее по совету Льва Лосева – успешного детского драматурга. Его имя уже появлялось в нашем повествовании. Пришло время сказать о нем несколько слов.

Одногодок Ефимова – Лосев родился в 1937 году в литературной семье. Его отец – Владимир Александрович Лившиц – достаточно известный и успешный советский поэт, сценарист и драматург. Именно по его совету Лосев осваивает такую специфическую денежную нишу, как драматургия для детских кукольных театров. С 1962 года Лосев работал в детском журнале «Костер». Уже в том же году он сумел «пробить» публикацию Бродского на страницах журнала.

Из интервью Лосева на радио «Эхо Москвы» в 2009 году:

Я познакомился с Бродским в 1962 году, в том же году, когда я начал работать в журнале «Костер». Тогда Бродский пришел ко мне в поисках какого-нибудь литературного заработка. И довольно успешно, к моему удивлению, мне и моим коллегам в журнале удалось убедить наше деятельное начальство опубликовать стихи Бродского уже в ноябрьском номере «Костра» в 1962 году, было опубликовано его прелестное стихотворение, поэма практически, «Баллада о маленьком буксире».

Публикация молодого поэта не принесла неприятностей. Лосев медленно, но уверенно рос в должностях, заняв в итоге место руководителя массового отдела «Костра». Помимо службы в журнале и сочинения пьес, со временем Лосев все больше внимания уделяет взрослой поэзии. Его стихи получили известность в узких кругах. Печатать их в официальных изданиях Лосев не спешил. Довлатов видел в Лосеве состоявшегося литератора. Наверное, ему казалось солидным и основательным такое спокойное разделение двух сфер. Мрачноватый, немногословный Лосев хорошо выпивал, но не перешагивал черты, за которой начинался классический алкоголизм. Довлатов мог и в этом видеть признаки профессиональной состоятельности, умение ограничивать слепые порывы страстей. Из воспоминаний Льва Лосева: