Михаил Басханов - История изучения восточных языков в русской императорской армии

Вместе с тем проект полковника Линды был первой попыткой решить проблему подготовки переводческих кадров непосредственно для строевых частей войск, еще находившихся на бывшем театре военных действий в Маньчжурии. Неудивительно, что за него сразу же ухватилось командование русских Маньчжурских армий. Проект получил положительные отзывы генерал-квартирмейстеров 1-й Маньчжурской армии (П. И. Огановский), 2-й (А. Р. Эйхгольц) и 3-й (М. В. Алексеев).

В отзыве на проект генерал-майор П. И. Огановский отмечал: «Распространение знания китайского языка и параллельно с этим ознакомление с китайским населением нельзя не признать в высшей степени желательным для войск, которые теперь и в будущем должны действовать в Маньчжурии и сопредельных с нею театрах военных действий. Особенно полезным является знание простонародной обиходной китайской речи, так как со времени военных действий войска сталкиваются именно с деревенским населением, в сношениях с которым простой толмач оказывается едва ли не желательнее ученого переводчика литературного китайского языка» [883].

Генерал-майор М. В. Алексеев в свою очередь замечал: «Опыт минувшей кампании показал, что отсутствие надежных переводчиков сильно отражалось не только на боевых действиях войск в смысле трудности ведения тайной разведки, но также и на хозяйственных операциях войск. Войска находились в руках туземных переводчиков, которые, с одной стороны, нисколько не заботились об интересах, конечно, русской казны, а с другой, пользуясь своим, так сказать, привилегированным положением, без всякого угрызения совести грабили своего же брата китайца. Отсюда видно, какую громадную пользу может для будущего принести предлагаемая Вами мера в отношении обучения известного числа нижних чинов в Цицикарской школе китайского языка. Я предложил бы как непременное условие вести самый строгий учет всем, изучившим китайский язык, <���…> для образования своего рода запаса толмачей» [884].

Мнение генерал-квартирмейстеров Маньчжурских армий вполне разделял и начальник Генерального штаба генерал-лейтенант Ф. Ф. Палицын. В письме военному министру он отмечал: «…считаю осуществление проекта школы толмачей в Цицикаре весьма желательным. Предлагаемый полковником Линда способ комплектования школы путем командирования в школу нижних чинов из полков на счет самих частей вполне практичен» [885].

Поскольку военно-востоковедными заведениями на тот момент ведал Главный штаб, то переписка по вопросу устройства школы в Цицикаре была передана в Азиатский отдел Главного штаба для дальнейшего решения вопроса. В конце декабря 1905 г. и. д. начальника Главного штаба генерал-майор А. А. Поливанов обратился с запросом к министру иностранных дел, желая выяснить, «насколько представляется соответственным учреждение школы в пределах Маньчжурии или в одном из городов Приамурского края» [886]. Ответ Министерства иностранных дел последовал только пять месяцев спустя, когда обстановка в Маньчжурии претерпела существенные изменения в связи с близившейся к завершению эвакуации русских войск с бывшего театра войны [887]. В ответе указывалось, что хотя Министерство иностранных дел и разделяет мысль о необходимости школы толмачей, но «не находит г. Цицикар подходящим местопребыванием для означенной школы ввиду того, что при открытии ее в названном городе, находящемся вне полосы отчуждения [КВЖД], у нас оказалось бы по окончании эвакуации Маньчжурии обучающимися в китайском городе сто нижних чинов, каковое обстоятельство вызвало бы без сомнения протест со стороны китайских властей» [888]. МИД предлагал учредить школу по выбору военных властей в полосе отчуждения КВЖД, к примеру в г. Харбине, и возложить руководство школой не на временную организацию тыла армии, а на Приамурский военный округ.

В октябре 1906 г. Азиатский отдел Главного штаба вернул всю переписку по вопросу школы толмачей в Цицикаре в ГУГШ, к которому в начале 1906 г. отошла функция управления военно-востоковедными учебными заведениями. В связи с общим изменением обстановки на Дальнем Востоке и отсутствием средств Генеральный штаб не счел возможным дальнейшее рассмотрение проекта полковника Линды [889].

Сразу после окончания русско-японской войны штабом 2-й Маньчжурской армии был разработан необычный проект подготовки военных разведчиков в специальной «школе для подготовки коммерсантов-разведчиков», получившей в проекте название «Восточная коммерческая школа». Проект основывался на опыте русско-японской войны и изучении вопроса о японском шпионстве на русском Дальнем Востоке и в Маньчжурии накануне и во время войны. При этом особое внимание уделялось опыту заблаговременного развертывания японской разведывательной сети, действовавшей под прикрытием различных коммерческих учреждений.

Общая идея проекта сводилась к тому, чтобы создать среднее учебное заведение, в которое набирались бы юноши с хорошим здоровьем, умственно развитые и имеющие склонность к изучению восточных языков. По завершении учебы в школе выпускники получали возможность открыть свое собственное коммерческое дело в странах Дальнего Востока, что не вызвало бы подозрений у местных властей. После определенного периода обустройства они могли бы приступить к сбору военных сведений о стране пребывания.

С тем, чтобы получить надежных разведчиков, в школе предполагалось создать специальную систему психологической подготовки и патриотического воспитания учащихся. В общей идее предложенной системы воспитания угадывались принципы японского военного образования, особенно самурайский воинский кодекс поведения. Авторы проекта указывали: «Имея в виду особый нравственный уклад, требуемый от воспитанников школы, нужно прийти к заключению, что соответственное воспитание в духе исключительного (здесь и далее подчеркнуто в документе. – М. Б .) признания интересов своей нации и готовности применить все средства к достижению наибольшей выгоды своему отечеству – должно быть поставлено на первое место, так как недостаток в занятиях всегда пополнить можно, перевоспитываться же, особенно в направлении, требуемом целью школы, почти невозможно, если система воспитания не пройдет красной нитью [через] всю жизнь школы» [890].

Согласно проекту, Восточная коммерческая школа должна была состоять из детского сада и собственно училища. В детском саду воспитывались мальчики-сироты как русские (предпочтительно «инородцы монгольского типа»), так и китайцы в возрасте от пяти до десяти лет. Общее количество воспитанников в детском саду определялось в 150–175 чел. Срок пребывания в детском саду ограничивался одним годом, после чего воспитанники переводились в начальный класс училища. Училище состояло из семи общих и одного специального класса. При приеме в училище предпочтение отдавалось воспитанникам детского сада. В проекте отмечалось: «Имея в виду специальность воспитания, выгодно получить в свое распоряжение детей малолетних; следовательно, наиболее желательным элементом явятся окончившие детский сад, которым и можно предоставить 30 вакансий (из 40) I класса, оставляя остальные десять для приема соответственных мальчиков со стороны» [891]. В каждом классе училища обучались 40 воспитанников, всего – 300–320 чел. Ежегодный выпуск из училища составлял 20 чел. (с учетом отсева части воспитанников по состоянию здоровья и успеваемости).