Михаил Басханов - История изучения восточных языков в русской императорской армии

Детский сад, как отмечалось в проекте, имел своей целью сообщить воспитанникам знания, необходимые к поступлению в I класс школы, укрепление их здоровья и развитие ловкости, привитие любви к школе, обучение китайских мальчиков русскому языку, русских мальчиков – китайскому.

Курс школы был адаптирован под программу коммерческих училищ, с частичным сокращением этой программы в пользу расширенного изучения стран Востока и знаний, которые могли бы пригодиться выпускникам для ведения разведки. Кроме предметов коммерческих предусматривалось изучение государств Востока, «твердое знание до степени совершенства» разговорного китайского, японского и английского языков. В программу специальных предметов входили: черчение, ремесла, телеграфное и железнодорожное дело (применительно к задачам разведки), отдельные разделы курсов топографии, тактики, администрации и фортификации («для сложных разведок и составления простейших чертежей»), а также военно-морского дела. Цель курса по специальным предметам заключалась в подготовке воспитанников к выполнению разведывательных задач.

В программе предусматривалось ежегодное командирование юношей трех старших классов на три-четыре месяца в Японию для изучения языка и «военных наблюдений». По итогам поездки воспитанники обязаны были представлять отчеты начальнику училища, по которым можно было судить о способности юношей к разведке.

Школу предлагалось передать под управление штаба Приамурского военного округа, в котором должна была вестись обработка сведений, поступающих от выпускников школы. Полученные сведения штаб округа должен был доводить до сведения Генерального штаба. По окончании школы все выпускники прикомандировывались к штабу Приамурского военного округа. Они должны были лично представляться начальнику штаба округа, имея на руках аттестации начальника школы с указанием степени пригодности каждого выпускника. В течение двух-трех месяцев прикомандирования штаб округа мог ознакомиться с деловыми и нравственными качествами каждого из выпускников. По итогам отбора самые выдающиеся (3–5 чел.) зачислялись в строй в качестве вольноопределяющихся и отправлялись для дальнейшей подготовки в военные училища. Остальные воспитанники получали специальные задания и отправлялись к местам своей деятельности. Юноши, не признанные годными к ведению агентурной разведки, прикомандировывадись к русским дипломатическим представительствам, чтобы «не потерять их для пользы службы».

Для поощрения выпускников школы к более продолжительной деятельности в разведке предлагалось отказаться от гарантирования им пенсионного обеспечения, а ограничиться единовременным пособием и теми средствами, которые будут выдаваться им для дальнейшей деятельности. При этом выпускники школы обязаны были прослужить в интересах военного ведомства не менее четырех-пяти лет. В случае удачного опыта школы предлагалось создать аналогичную школу ближневосточного профиля для подготовки специалистов по ведению разведки в Турции, Персии, Британской Индии и других странах.

Нельзя не заметить, что проект, представляющий собой очевидный курьез, был продуктом того нравственного потрясения и неустойчивости мысли (к счастью, недолгих), которые были распространены в среде русского военного руководства непосредственно после окончания войны с Японией. Оставляя в стороне моральный и этический аспекты этого проекта (дети и опасное ремесло разведки), нельзя не заметить наивность его авторов, искренне полагавших, что с созданием таких школ «Россия вполне будет обеспечена подробными сведениями о возможных театрах войны, лежащих на пути к открытым морям» [892]. Что удивительно, проект получил утверждение командующего 2-й Маньчжурской армии генерала от инфантерии Л. Н. Соболева, опытного специалиста по делам Востока, и даже был представлен на рассмотрение начальнику Генерального штаба. Как и следовало ожидать, он остался без последствий.

Другой экзотический проект подготовки военных переводчиков японского языка принадлежит Генерального штаба полковнику Н. Г. Володченко, начальнику штаба ЗОПС. Володченко предложил направить несколько русских подростков в Японию для обучения японскому языку в местных школах. Он отправил в адрес Русской духовной миссии в Японии запрос о возможности устроить обучение шести мальчиков в возрасте 13–14 лет. По мысли Володченко, пребывание в стране языка в течение нескольких лет позволило бы получить надежный кадр переводчиков японского языка, столь необходимых для русских войск на Дальнем Востоке.

Предложение Володченко нашло понимание и поддержку со стороны начальника Русской духовной миссии в Японии архиепископа Николая Японского. В письме на имя Володченко он сообщал, что духовная миссия готова принять до 10 подростков и воспитать «из них хороших переводчиков, развитых и порядочно образованных» [893]. Была высказана мысль, что самый простой способ подготовить хороших переводчиков без особых расходов от казны – определить подростков в японские гимназии в Токио и других городах. При этом отмечалась роль русского военного агента в Японии, который мог бы снабдить правительство сведениями о том, в какие именно японские гимназии следует определить подростков. Военный агент мог бы помочь следить за «правильностью воспитания и поведения определенных [на учебу] воспитанников». По мысли начальника Русской духовной миссии, войска через четыре-пять лет могли бы получить в достаточном количестве переводчиков японского языка.

Проект полковника Володченко был доложен начальнику Генерального штаба генерал-лейтенанту Ф. Ф. Палицыну, но не встретил у него поддержки. На документе с деталями проекта имеется пометка: «Начальник Генерального штаба находит, что воспитание мальчиков в японских школах даст нам опасных японофилов» [894].

Вместе с тем известно, что штаб ЗОПС по собственной инициативе приступил к реализации проекта подготовки в Японии переводчиков японского языка из числа русских подростков [895]. По согласованию с Русской духовной миссией, в Токио осенью 1906 г. были направлены восемь подростков для изучения японского языка. Предварительно с родителей были взяты подписки об обязательстве их сыновей за бесплатное обучение прослужить в войсках переводчиками срок, равный сроку обучения в Японии. В ноябре 1906 г. в Токийскую православную семинарию прибыли восемь подростков, командированных штабом ЗОПС [896]. Два подростка происходили из гражданских семей (А. Волков и В. Плешаков), остальные – из семей офицеров и нижних чинов. Срок их обучения в Японии составлял четыре года. Дети были зачислены в интернат семинарии и с первых дней обучения оказались погружены в японскую среду – носили японскую традиционную одежду, ели японскую пищу, ежедневно общались с японцами. В период учебы в семинарии подростки изучали такие предметы, как Священная история Ветхого Завета, география Японии, специальные филологические предметы – чтение японских газет, японская грамматика, теория японской словесности, японская хрестоматия, японская письменная работа, японское сочинение и др.