Михаил Басханов - История изучения восточных языков в русской императорской армии

Следует также заметить, что взгляды Корнилова на вопрос изучения офицерами восточных языков находились под влиянием самой генштабовской корпорации, в которой крепко держались монополии на вопросы разведки и военно-географического и статистического изучения стран Востока. Появление офицеров-востоковедов, которые в силу своей профессиональной подготовки были лучше подготовлены к выполнению вышеуказанных задач, неизбежно подрывало монополию офицеров-генштабистов. Как следствие этого, полуосознанное, почти инстиктивное, диктуемое внутренней природой корпорации стремление не допустить к «большому генштабовскому делу» новоявленных специалистов со стороны. Не думается, что в своей справке Корнилов открыто преследовал эту цель, но совершенно очевидно, что и он, опытный в делах Востока и передовой для своего времени офицер, невольно испытывал на себе подспудное влияние этого распространенного в среде генштабистов предубеждения.

В период подготовки военно-востоковедной реформы Генерального штаба подполковник А. Е. Снесарев в январе 1907 г. подготовил служебный документ [1029], в котором изложил ряд подходов к постановке системы изучения офицерами восточных языков. Снесарев считал, что сложившийся в русской армии порядок изучения восточных языков не носит системного характера, и затрачиваемые большие средства дают весьма скромные результаты. Снесарев предлагал также определиться («поставить в ясные рамки») с вопросом, какое ведомство – ГУГШ или Главный штаб – должно осуществлять общее руководство подготовкой военно-востоковедных кадров.

Снесарев отметил, что вся существовавшая на тот момент система изучения восточных языков отличалась разнообразием форм – учебные заведения академического типа (офицерские курсы восточных языков при Азиатском департаменте МИД, Восточный институт), курсы и премии (курс языка индустани и курсы восточных языков в Хабаровске, «гродековские» премии), школы восточных языков для нижних чинов (Пекинский охранный отряд). Вся эта громоздкая система, как указывал Снесарев, ежегодно обходилась военному ведомству почти в 100 000 руб [1030]. С учетом количества единовременно обучающихся офицеров (90 чел.) стоимость подготовки одного слушателя в этих учебных заведениях обходилась в среднем свыше 1000 руб. в год. К другим недостаткам существовавшей системы Снесарев относил: оторванность офицеров от строя; академический характер занятий («искусственность усвоения языка») и обусловленное этим «быстрое забвение» знаний; отсутствие в офицерах активности и стремления к самостоятельной работе.

С целью совершенствования системы обучения офицеров восточным языкам Снесарев предлагал произвести ее унификацию и остановиться на одной, наиболее оптимальной форме учебного заведения. В качестве наиболее соответствующей задачам подготовки военно-востоковедных кадров Снесарев рассматривал систему денежных премий для офицеров за самостоятельное изучение восточных языков [1031]. Среди преимуществ такой системы он выделял: значительную дешевизну по сравнению с другими формами обучения; имеющийся опыт ее примения как в России («гродековские» премии), так и зарубежом (полвека существования этой системы в Британской Индии); возможность удержания офицеров в строю («не ослепляя их какими-либо привилегиями»); самостоятельность изучения и связанная с ней прочность знаний; возможность в «свободных условиях» (вне стен учебных заведений. – М. Б .) ознакомиться с туземцами и их бытом [1032].

Исходя из потребностей войск на различных восточных театрах, Снесарев предлагал все изучаемые в русской армии восточные языки разделить на три группы – дальневосточные (Приамурский, Иркутский, Омский военные округа), среднеазиатские (Туркестанский) и ближневосточные (Кавказский и Одесский). В первую группу языков входили: китайский, японский, монгольский и корейский (маньчжурский язык исключался ввиду его малозначимости); во вторую – персидский и тюркский («сартовское, киргизское, туркменское или узбекское наречие»), афганский (пушту) и индустани (урду); в третью – турецкий, персидский и татарский («азербайджанское наречие») и курдский. Предлагалось все языки по их практической значимости разделить на группы: главные – китайский, японский, турецкий, персидский, тюркский; и второстепенные – монгольский, корейский, афганский, индустани, татарский, курдский.

Снесарев предлагал ввести градацию премий за изучение офицерами восточных языков. В зависимости от уровня знаний языков премии делились на три категории – начальную, промежуточную и основную. Каждая категория премий основывалась на конкретном уровне знаний языка. Начальная премия предполагала «способность офицера говорить на языке, и быть понятым без труда туземцами, и уметь решить элементарные задачи по разведке, движению отрядов и т. д., пользуясь данным языком» [1033]. Премия за этот уровень знаний составляла 500 руб. за основной язык и 300 руб. – за второстепенный. Промежуточная премия выдавалась за базовое знание письменного языка («вести переписку, разбираться в судебных тяжбах») и свободное владение устным языком («говорить вполне свободно на любую тему»). Размер этой категории премий составлял 800 руб. за основной язык и 500 руб. – за второстепенный. Основная премия подразумевала «высшее знание языка», заключавшееся в «полном ознакомлении с языком, его грамматикой и более важными его диалектами, в имении хорошего выговора и в умении свободно писать на этом языке» [1034]. Этот вид премии предусматривал вознаграждение в 1000 руб. и дополнительные 1000 руб. для заграничной командировки с целью совершенствования познаний в языке. За знание второстепенных языков высшая премия не предусматривалась.

Годовую стоимость проекта языковых премий Снесарев определил в 60 000 руб. (из них – 7200 руб. на организацию экзаменационных комиссий), с возможностью в случае необходимости сократить расходы до 40–50 тыс. руб. При этом предусматривалось иметь для основных языков пять начальных, три промежуточных и одну основную премии. Для второстепенных языков имелись премии только начальные – три и промежуточные – две.

Оценивая в целом проект подполковника А. Е. Снесарева, следует признать его полную концептуальную несостоятельность и явный анахронизм, отчетливо заметный на общем фоне передовых идей и мнений, которые появились в период дискуссии по вопросу военно-востоковедной реформы. Проект выглядит тем более странным, что принадлежит авторитетному специалисту по Востоку, одному из ключевых в Генеральном штабе разработчиков концепции военно-востоковедной реформы. Не исключено, что при разработке проекта над Снесаревым довлел его собственный опыт самостоятельного изучения персидского языка в период службы в Туркестане [1035]. Показательно, что аналогичный опыт привел другого разработчика проекта реформы, полковника Л. Г. Корнилова (самостоятельно изучал персидский язык в Ташкенте), к совершенно обратному выводу – о необходимости системной подготовки офицеров в специализированных военно-востоковедных учебных заведениях.