Коллектив авторов - Маргиналы в социуме. Маргиналы как социум. Сибирь (1920–1930-е годы)

Местные власти были готовы пойти на любые ухищрения, дабы избавиться от Донского. Известия о его плодотворных контактах с наркомом здравоохранения раздражали нарымских и томских функционеров. В феврале 1925 г. на заседании бюро Нарымского укома Донской был обвинен в том, что, добившись получения из Центра 250 руб. и 2 кг хины на борьбу с малярией, он намеренно дискредитировал местную власть в глазах жителей края. В марте того же года Томский губком РКП(б) направил в ЦК письмо, в котором указывал, что «связь наркомздрава с эсером Донским подрывает авторитет» местных органов власти [962]. В ноябре 1926 г. секретарь Парабельского райкома ВКП(б) Смирнов сигнализировал в Томский окружком: «Донской, несмотря на обещания как со стороны самого окружкома, [так и] товарища Ширшова из окрздрава и ГПУ, до сих пор остается в больнице. Последний под флагом помощи населению ведет антисоветскую агитацию, что подтверждается его выступлением 21 ноября с. г. на собрании уполномоченных Парабельского потребительского общества… Циничные заявления Донского с извращением фактов дезорганизуют как партийную, так и советскую работу…» [963]Донской «работает по своей специальности в некоторых случаях хорошо лишь потому, что он использует данное положение, – писал в Парабельский райком коммунист Олейников, – он ссыльных лучше лечит, хотя доказать это трудно, не имея специальности… Если он [окрздрав. – В. П .] нам не пришлет врача, то мы через комфракцию выгоним [Донского] со службы, и этим тем самым дадим ему почувствовать, что он находится в ссылке» [964]. В противовес этим высказываниям Н.М. Донская так отзывалась о деятельности мужа: «Когда ссыльные попросили принимать их без очереди, он возразил, что у них больше времени из-за незанятости, а крестьяне работают, а многие из них приезжают издалека» [965].

Сам Донской в декабре 1924 г. заверял заведующего Нарымским отделом здравоохранения: «…работаю как добросовестный “спец” из чисто общественных интересов… Говорят вздор о моей популярности, с которой нужно бороться. Да ведь это – популярность лечебницы уездрава, и всякие препятствия в работе подрывают популярность уездрава…» [966]Осторожное поведение и неоспоримые профессиональные заслуги ссыльного способствовали тому, что к концу 1920-х гг. местные власти стали более благосклонно относиться к его персоне. В сводках ОГПУ за вторую половину десятилетия он характеризовался как старый земец, умеющий работать среди крестьян и вести больничное дело [967].

Отдельные ссыльные инженеры и научные работники внесли существенный вклад в дело освоения Сибири. Так, сосланный в начале 1924 г. в Сибирь московский инженер Н.Я. Брянцев, будучи ведущим сотрудником Сибкрайплана, заслужил репутацию одного из самых квалифицированных специалистов по вопросам анализа состояния и перспектив развития сибирской промышленности. В конце 1925 г. высшее региональное руководство, учитывая заслуги Брянцева, поддержало ходатайство Сибкрайплана о его амнистии. Ссыльный инженер был активистом Общества изучения Сибири и регулярно публиковался в местных газетах и журналах. Ссыльный инженер С.А. Думбадзе руководил в конце 1920-х гг. по поручению ОГПУ строительством дома «Динамо» в Новосибирске. За успешное выполнение проекта он был премирован 1 тыс. руб. [968]Видный ученый-почвовед Р.С. Ильин, находясь с начала 1927 г. в ссылке в Томском окр., занимался активной научной деятельностью: собирал образцы почв, анализировал и обобщал сведения. Ученый опубликовал ряд статей и фундаментальный труд «Природа Нарымского края» [969].

Участие ссыльных в культурной жизни, как правило, ограничивалось театральной самодеятельностью и организацией литературно-художественных кружков. Органы надзора относились к этим занятиям без одобрения, считая их способом пропаганды «антисоветских» взглядов среди прочих ссыльных и местных жителей.

В течение 1920-х гг. взаимоотношения ссыльных и высланных с местным населением складывались неоднозначно. Органы политического надзора с особой ревностью отслеживали факты влияния репрессированных на окружавших их жителей. В 1921 г. ВЧК распространила информацию о том, что сосланные в Канск эсеры-максималисты оказывают влияние на местных крестьян, красноармейцев и даже членов РКП(б). Репрессированных обвинили в агитации против сдачи продналога и попытках организовать крестьянские объединения, что, по мнению чекистов, грозило сорвать сбор продналога в Канском уезде. Как отмечалось, открыто распространявшуюся эсеровскую литературу с большим интересом читали крестьяне. В декабре 1921 г. Енисейский губком РКП(б) распорядился ликвидировать группировку. Было арестовано и выслано из губернии 27 чел. Как потом выяснилось, в среде канских ссыльных эсеров действовал провокатор – агент ВЧК, передававший ложные донесения, в которых масштабы деятельности организации были преувеличены [970].

Власти стремились использовать любой повод для обвинений политссыльных в негативном воздействии на настроения местного населения. В ноябре 1923 г. секретарь Енисейского губкома РКП(б) Кисис информировал Сиббюро ЦК о попытках сосланных в Красноярск эсеров оказать влияние на местных единомышленников, собравшихся на «ликвидаторском» съезде. В конечном счете власти пришли к выводу, что ввиду своей малочисленности и изолированности группа не представляет серьезной общественной опасности. Однако губком не сомневался в «антисоветской» направленности деятельности ссыльных и выражал сожаление, что на этот раз их не удалось вывести на «чистую воду» [971].

Летом – осенью 1922 г. в политсводках ГПУ отмечалось враждебное отношение крестьянства Нарымского края к власти. Как утверждалось, это было результатом агитации «окопавшейся» в сельсоветах и райисполкомах «эсерствующей интеллигенции и духовенства» [972]. Местные власти в лице партийно-советских работников и представителей политического надзора были склонны преувеличивать опасность со стороны ссыльных и выдавать свои опасения за действительность. Однако для этих опасений имелись некоторые основания. Память местных жителей хранила образы царской ссылки. Как известно, до революции ссыльные «политики» в целом заслужили хорошую репутацию у жителей Сибири. Властям нужно было потрудиться, чтобы сформировать у населения негативное представление о политссылке, которая частично сохраняла прежний состав репрессированных «политиков» и старые традиции.

Местные жители неодинаково относились к различным группам ссыльных и высланных. На их восприятие влияли и популярность отдельных личностей, и определенные стереотипы. В первую половину 1920-х гг. во всех донесениях органов надзора за ссылкой подчеркивалось наиболее сочувственное отношение населения к ссыльным представителям духовенства. Особенно неприятная для властей ситуация сложилась в Нарымском крае, куда была сослана большая группа «тихоновцев». По информации с мест, ссыльные «попы» воспринимались нарымскими крестьянами как «страдальцы за Христа». По инстанциям шли тревожные сигналы о том, что к находившемуся в Колпашеве митрополиту Агафангелу (А.Л. Преображенскому) стекаются паломники со всех окрестностей. Отмечался факт замены «обновленчества» «тихоновщиной» в Каргаске как результат влияния «поповской» ссылки. Уполномоченный Томского губотдела ГПУ по Нарымскому краю Смирнов, выступая 21 июля 1923 г. на закрытом заседании Нарымского райкома, заявил, что «крестьяне приходят попам на помощь, и таким образом попы висят на шее у крестьянства и влияют на него». В конечном итоге власти пришли к выводу о необходимости более жесткой изоляции ссыльных «клириков» [973].