Коллектив авторов - Маргиналы в социуме. Маргиналы как социум. Сибирь (1920–1930-е годы)

Предметом наиболее ревностного внимания парткомов были факты влияния ссыльных на местные партийно-комсомольские кадры. Информация о любых контактах такого рода ложилась на столы партийных секретарей в уездах, губерниях и округах. В отдаленных местностях, таких как Нарымский край, интерес местной молодежи к ссыльным из центральных городов был вполне объясним. Так, по сведениям из Нарымского укома РЛКСМ, секретарь Чигаринской ячейки Парабельского р-на поддерживала связь с ссыльным под предлогом его политического воспитания. На предложение ячейки порвать с ним она ответила отказом и была исключена из организации. Не лучшим образом зарекомендовало себя в глазах старших товарищей и юношество. Секретарь райкома РЛКСМ Парабели делил квартиру с ссыльным эсером и, так считалось, под его влиянием выступал против райкома РКП(б). В Тогуре комсомолец под предлогом осведомления органов ГПУ проводил время с ссыльными, играя с ними в карты [981].

В июне 1925 г. секретарь райкома Парабели T.А. Карань обратился с письмом в Нарымский уком, Томский губком и ЦК РКП(б), в котором указывал на «возмутительный» факт ходатайства членов РЛКСМ Гисича и Муратова в губотдел ОГПУ с просьбой оставить в Парабели ссыльного Гольденберга как «исключительно полезного комсомолу». Как показало разбирательство, Гольденберг пришелся по вкусу местным комсомольцам тем, что, будучи фотографом, делал их снимки [982].

Факты «тесных» контактов партийцев с ссыльными рассматривались на специальных заседаниях партийных контрольных комиссий. Например, в октябре 1925 г. партколлегия Томской губернской контрольной комиссии разбирала дело заместителя председателя уездного исполкома Нарымского края К.М. Крылова, обвинявшегося в пьянстве с «чуждыми элементами» (ссыльными) [983]. Такого рода разбирательства заканчивались исключением «виновных» из партийно-комсомольских рядов со снятием их с занимаемых должностей. Сходное положение дел наблюдалось в Туруханском крае. Так, в феврале 1929 г. комиссия Туруханского райкома ВКП(б) провела «чистку» среди сотрудников центральной сети учреждений и аппарата райисполкома. Наряду с бывшими ссыльными подлежали увольнению сотрудники, «запятнавшие» себя контактами с ссыльными, выражавшимися, как правило, в совместном потреблении спиртного. В апреле 1929 г. бюро Туруханского райкома постановило рекомендовать фракции райисполкома снять с работы сотрудника РИК Зибарева за совершение им «политической ошибки». «Ошибка» выразилась в том, что Зибарев помогал ссыльным писать заявления во властные инстанции. Ему также вменялась в вину брошенная на собрании беспартийных реплика о том, что «наша задача защищать ссыльных и их перевоспитывать» [984].

В целом органы надзора фиксировали преимущественно безразличное отношение местных жителей к ссыльным, либо отсутствие контактов между ними. Крестьяне, как правило, видели в ссыльных исключительно дешевую рабочую силу, иногда выражая недовольство их пребыванием на квартирах. В больших городах ссыльные просто «растворялись» среди местных жителей, хотя органы ОГПУ отмечали определенное влияние ссыльных на «городских обывателей» [985]. Некоторые ссыльные, прежде всего «политики», отмечали случаи доброжелательного отношения к ним окружающих. Например, некоторые частные врачи, по крайней мере до середины 1920-х гг., отказывались получать гонорар от ссыльных за свои услуги, помогали нуждающимся лечь в больницу и по возможности устроиться на работу. Однако ближе к концу десятилетия все больше ощущалась боязнь общения с ссыльными, что объяснялось ужесточением санкций со стороны властей за такого рода контакты [986].

Во второй половине 1920-х гг., по мере роста уголовной составляющей ссылки, отношение местного населения к ссыльным становилось все более негативным. Если до середины 1920-х гг. в Сибири было относительно немного ссыльных рецидивистов и их пребывание мало отражалось на уровне преступности, то в последние годы десятилетия ситуация кардинально изменилась. Прибывавшие в большом количестве рецидивисты селились главным образом за пределами больших городов и отрицательно влияли на криминогенную обстановку в округах. Только в Славгородском окр. к концу августа 1929 г. насчитывалось 600 ссыльных рецидивистов. Отсутствие постоянных заработков толкало их на совершение новых преступлений. За третий квартал 1928 г. в округе было зафиксировано 91 преступление, за четвертый – 129, за первый квартал 1929 г. – 156, за второй – 208 [987]. По информации прокуратуры, 75–90 % ссыльных рецидивистов в Томском и Славгородском округах занялись преступной деятельностью. В начале 1930 г. в Томском округе было арестовано около 200 ссыльных по обвинениям в грабежах и убийствах [988].

Нередко местные жители устраивали самосуды над ссыльными. В июле 1929 г. на базаре в Славгороде толпа задержала и принялась избивать ссыльного, похитившего деньги у крестьянки. Милиции только с помощью конного наряда удалось освободить вора и доставить его в отделение. После этого работникам адмотдела и ОГПУ пришлось некоторое время сдерживать напор толпы, угрожавшей погромом в здании адмотдела [989]. Беспорядки в Славгороде наглядно продемонстрировали степень озлобления населения по отношению к ссыльным. Аналогичный случай имел место в Минусинске. По сведениям органов надзора, в эти годы самосуды над ссыльными чинили даже «забитые» остяки и тунгусы [990]. Поскольку уголовники при попустительстве властей зачастую намеренно выдавали себя за «политиков», негативное отношение местных жителей распространялось на всех ссыльных и высланных.

Дореволюционная политическая ссылка характеризовалась разнообразием форм и методов протеста. Эти акции могли быть направлены против различных правовых ограничений и демонстрировали сплоченность ссыльных в борьбе с царским режимом. Протесты имели индивидуальные и коллективные формы. Методы были различными: обращения к властям и общественности, обструкции, голодовки, маевки, митинги, демонстрации, демонстративные походы, занятия помещений полицейских управлений, невыполнение распоряжений властей, побеги.

В 1920-е гг. следовало ожидать возрождения прежних форм и методов протеста, поскольку определенная часть контингента политссыльных и места их поселения оставались прежними. Однако иными были социально-политические реалии. Оппозиционные партийные организации внутри страны, которые могли бы оказывать непосредственную поддержку протестантам и доносить их голос до общественности, были разгромлены. Местные жители подвергались жестким преследованиям за несанкционированные контакты с ссыльными. Отсутствие образа общего врага, которого некогда олицетворял царский режим, не способствовало сплочению политссыльных в деле противодействия властям. Большевики не воспринимались ими как заклятые недруги. В новых условиях акции протеста не были направлены против режима и являлись реакцией на дискриминационные действия властей. Поэтому сошли на нет такие публичные мероприятия политссыльных, как митинги, демонстрации, маевки, публичные лекции с вывешиванием антиправительственной символики.