Коллектив авторов - Маргиналы в социуме. Маргиналы как социум. Сибирь (1920–1930-е годы)

Многие бывшие белые офицеры остро ощущали недоверие к себе со стороны власти и реально оценивали ситуацию. Об обреченности своего положения некоторые из них высказывались в апелляционных заявлениях. Одни недоумевали: если советская власть считала их «чуждыми», почему длительное время им доверяли воспитание молодого советского поколения (об этом писали учителя, преподаватели техникумов), руководство некоторыми сферами и т. д. Другие даже обвиняли советскую власть в двуличии – использовала их знания и опыт, а когда они стали не нужны, «выкидывала» из жизни, говорили, что проще было их убить или выслать еще во время Гражданской войны, а не обманывать десять лет.

Люди, причисленные городскими избиркомами к категории священнослужителей, как правило, были с очень непростыми судьбами. Многие из них отчаянно пытались вписаться в новую действительность, некоторые – спасти семьи. Вопреки нашим предположениям, работа в церкви не являлась постоянным занятием даже для части священников. Одни из них сняли с себя сан еще до 1917 г. Например, С.П. Козьмодемьянский, как и его отец, был сельским священником, но в 1910 г. в его селе сгорела церковь и он стал преподавать в школе, с 1916 г. даже работал по найму, с 1919 г. трудился в землеустроительных ведомствах [304] ГАНО. Ф. Р-1347. Oп. 1 а. Д. 761. Л. 2–7. . Другие, напротив, работали в государственных учреждениях, но, не желая идти на фронт в 1914 г., стали священниками, а после окончания войны сняли с себя сан; большинство из них затем работало в советских учреждениях. Так, С.В. Архангельский, родившийся в семье священника, до Первой мировой войны преподавал в гимназии, в 1914 г. стал священником, в 1918 г. вновь занялся учительством [305] Там же. Д. 116. Л. 4. ; П.П. Прощепальников до 1914 г. работал в государственном учреждении, с 1914 по 1919 г. – священником, в 1920-е гг. стал заведующим биржей труда [306] Там же. Д. 1361. Л. 8. . Некоторые священники оставили службу в церкви в начале 1920-х гг., когда не так сложно было восстановиться в правах (достаточно было самого факта снятия сана), устроились на работу в советские учреждения. Например, Ф.А. Шестаков с 1914 по 1924 г. являлся священнослужителем, затем устроился корректором на работу в газету «Советская Сибирь» [307] Там же. Д. 1882. Л. 5. .

Священники, служившие в церкви и до революции, и в годы советской власти, подверглись жестоким испытаниям. В 1930-е гг. они были вынуждены отречься от сана и работали по найму либо становились безработными, позже одними из первых оказались репрессированными. Так, М.Ф. Артюхов, закончив духовную семинарию, до 1930 г. был священником, но в связи с гонениями на семью решил отречься от сана в надежде, что хотя бы его дети будут восстановлены в избирательных правах и смогут устроиться на работу. В начале 1930-х гг. в уже преклонном возрасте Артюхов занимался тяжелым физическим трудом, поскольку не мог найти работу с другими условиями, соответствующую возрасту и образованию. Позже он был арестован, осужден и вскоре скончался [308] Там же. Д. 104. Л. 2–8. .

Работу в качестве вспомогательного персонала в церквах люди воспринимали как временную. До этого они работали по найму, иногда низшими техническими служащими в советском аппарате, на предприятиях, занимались единоличным трудом. В череде этих занятий была и временная работа в церкви в качестве псаломщиков, пономарей, хористов (тем более что до 1926 г. последние не лишались избирательных прав). Проработав при церкви от нескольких месяцев до нескольких лет и устроившись на предприятие, в мастерскую или какое-то советское учреждение, эти люди бросали службу в церкви.

Сельские священники служили в церквах в основном с начала века, и внешние катаклизмы не внесли каких-либо изменений в их занятия. В конце 1920-х гг. они были обложены непосильным налогом, который не смогли выплатить, и их имущество распродали. К сожалению, дальнейшая судьба этих людей, как правило, неизвестна.

Среди псаломщиков и дьяконов были те, кто до революции и в годы нэпа служил при церкви и имел свое небольшое хозяйство, поскольку вознаграждения за службу в церкви не хватало для содержания семьи, и те, кто до революции занимался сельским хозяйством или работал по найму и лишь в годы нэпа стал служить при церкви. При этом некоторые из них в годы Гражданской войны активно поддерживали советскую власть и участвовали в партизанском движении. Так, И.В. Головко переселился в Сибирь в 1909 г., имел бедняцкое хозяйство, во время революции поддержал советскую власть, в годы Гражданской войны партизанил, в 1920-е гг. занимался сельским хозяйством, в 1922 г. после смерти своего отца, служившего в церкви дьяконом, стал сам дьяконом, продолжая заниматься сельским хозяйством. В 1930 г. он был выслан в Нарым [309] Там же. Ф. Р-440. Oп. 1. Д. 714. Л. 3. . Хозяйства псаломщиков и дьяконов, хотя в основном считались середняцкими или бедняцкими, были, как правило, обложены индивидуальным налогом. В 1930 г. около трети вспомогательного персонала выслали на спецпоселение [310] ГАНО. Ф. Р-489. Oп. 1. Д. 1133; Ф. Р-400. Oп. 1. Д. 56, 81, 380. . А.И. Копылова «по старости и болезни» вернули со спецпоселения, он жил у дочери на иждивении [311] Там же. Д. 610. Л. 8. .

Председатели и члены различных религиозных общин (в изучаемой группе это церковные старосты православных общин, руководители групп иеговистов и евангельских христиан, а также начетчики и председатели общин баптистов) никогда в церквах не служили и вознаграждения за свой труд не получали. Свои обязанности в общине они выполняли в свободное время, основным их занятием всегда было сельское хозяйство. Позже эти люди, как и псаломщики и дьяконы, были индивидуально обложены налогом и за его неуплату лишились имущества, а сами оказались на спецпоселении [312] Там же. Ф. Р-400. Oп. 1. Д. 43, 65, 140, 223. .

Судьбы детей городских и сельских «лишенцев» служат яркой иллюстрацией того, как власть стремилась разрушить ценности традиционного общества, разъединить поколения, нарушить устойчивость семейных отношений. Попытки представителей этой категории адаптироваться к советской действительности носили драматичный характер, поскольку людям зачастую приходилось разрывать отношения с самыми близкими – родителями, супругами.

Дети городских «лишенцев» всеми возможными способами старались дистанцироваться от занятий своих родителей. Никто из изучаемой группы детей «лишенцев» не пошел по стопам родителей. Большинство постаралось использовать возможность, данную им постановлением ЦИК СССР от 22 марта 1930 г., – порвав связь с родителями, стать полноправными гражданами. При этом сам факт самостоятельного заработка детей «лишенцев» не убеждал избирательные комиссии в их материальной независимости. Для восстановления в правах было необходимо жить отдельно от родителей, а еще лучше вообще не поддерживать отношений с семьей. Для некоторых выполнение последнего условия давалось с явным трудом и было личной трагедией, т. к. их родители нуждались в помощи, лечении, но все ссылки на то, что родители находились на их иждивении, а не наоборот, не влияли на мнение избирательных комиссий. Дети «лишенцев» стояли перед серьезной дилеммой: бросить родителей на произвол судьбы и восстановиться в избирательных правах или остаться с родителями и обречь себя на прозябание.