Коллектив авторов - Маргиналы в социуме. Маргиналы как социум. Сибирь (1920–1930-е годы)

Ситуация с восстановлением бывших служащих карательных органов, живших в сельской местности, была значительно сложнее. Несмотря на заверения в преданности советской власти и трудовое прошлое, представители этой категории не имели главного – трудового стажа (занятие сельским хозяйством не засчитывалось в трудовой стаж). Поэтому положительное решение было принято в отношении лишь одного бывшего сторожа полиции, который на момент подачи заявления был инвалидом первой группы (слепой).

Бывшие белые офицеры – одна из наиболее массовых категорий новосибирских «лишенцев», – как правило, активно боролись за свое восстановление в избирательных правах. В своих заявлениях они писали о наличии пятилетнего трудового стажа (99 %), членстве в профсоюзах (98 %), активной общественной деятельности (89 %), службе в Красной армии (51 %). Около трети подававших заявления обосновывали «нечуждость» советской власти своим пролетарским или крестьянским происхождением. Авторы большинства апелляций указывали, что оказались на службе в белых армиях не добровольно (были мобилизованы) и не разделяли «контрреволюционных взглядов». Некоторые отмечали, что хотели бы принимать активное участие в «строительстве советского общества» (около 20 %).

Сибкрайизбирком, учитывая соответствие бывших белых офицеров и военных чиновников необходимым условиям для восстановления в избирательных правах, а также их ценность как специалистов, удовлетворил 93 % ходатайств. Шансы даже у тех, кто не служил в Красной армии, были достаточно высоки. Особое подозрение у комиссий вызывали реэмигранты, бывшие крупные чиновники и обладатели титулов.

В 1927 г. было восстановлено большинство бывших белых офицеров, в знаниях и опыте которых власти пока остро нуждались. Однако в 1930-е гг. преобладающая часть этой группы была лишена избирательных прав вторично. В подробностях дальнейшие судьбы этих людей неизвестны, но можно предположить, что начиная с 1929 г. и особенно в 1930–1932 гг. «бывших» начали активно «вычищать» из советского аппарата (по подсчетам Ю.И. Голикова, 26,1 % «вычищенных» служили в белых армиях) [325] Голиков Ю.И. Генеральная «чистка» советского аппарата Сибири в конце 20 – начале 30-х гг. // Дискриминация интеллигенции в послереволюционной Сибири 1920–1930 гг. Новосибирск, 1994. С. 196. . Их увольняли с работы, исключали из профсоюзов, подвергали общественному остракизму. Очевидно, многие были репрессированы в 1930-е гг.

При попытках восстановления лишенные избирательных прав по религиозным мотивам, жившие в городе, в своих заявлениях прибегали к двум различным тактикам: одни оправдывались и каялись перед советской властью, другие активно отстаивали свои права на вероисповедание. Большинство склонялось к покаянию. Как отмечали заявители, они не знали, что служба в церкви может привести к лишению избирательных прав, были вынуждены служить в церкви в силу жизненных обстоятельств (безработица), это было давно. Некоторые полностью раскаивались и отрекались от сана. Бывшие священники и вспомогательный персонал церквей писали заявления, полные смирения и раскаяния. Эта тактика хотя и не всегда оправдывала себя, но способствовала тому, что почти весь бывший вспомогательный персонал церквей (особенно те, кто служил недолго) был восстановлен в избирательных правах. Восстановления добились и те священники, которые еще до революции или сразу после нее отреклись от сана и имели к моменту подачи апелляции пятилетний трудовой стаж. Священнослужители, отрекшиеся от сана в конце 1920-х – начале 1930-х гг., не были восстановлены, несмотря на полное раскаяние и отказ от своих убеждений.

Документы отразили попытки простых верующих (председатели и члены общин) отстоять свое право исповедовать религию. Таких людей было немного, открыто защищали свои убеждения лишь около 15 % представителей рассматриваемой категории. В своих заявлениях они упрекали местные власти в незнании советских законов (в том, что те нарушают конституционное право на свободное вероисповедание). Один из членов баптистской общины писал: «Ни в одном из советских законов не сказано, что за то, что человек в свободное от работы время помогает своей общине, его должны лишать избирательных прав» [326] ГАНО. Ф. Р-1347. Oп. 1 а. Д. 756. Л. 3. . Некоторые «лишенцы», хотя и подчеркивали в своих заявлениях незаконность лишения их избирательных прав, отмечали, что попали в общины по безграмотности, «темноте», непониманию [327] Там же. Д. 372. Л. 7; Д. 854. Л. 12. . Членов и председателей религиозных общин, упорствовавших в отстаивании своих взглядов, в избирательных правах не восстановили. В целом удовлетворено было более половины апелляций, поступивших от лишенных избирательных прав по религиозным мотивам.

Священнослужители, жившие в сельской местности, требовали не столько восстановления в правах, сколько снятия с них непосильного налогового бремени. Сельские священники, в отличие от городских представителей категории, в своих апелляциях не допускали даже намека на раскаяние в своей деятельности. Они лишь старались избежать разорения своей семьи. Например, сельский священник А.П. Дзубенко на восьми страницах своего заявления подробно перечислял собственные доходы (прежние и настоящие), возмущался недостоверностью сведений, которыми оперировала избирательная комиссия, и сообщал, что если даже продаст свой дом и все свое скромное хозяйство, то 1260 руб. налога все равно уплатить не сможет [328] Там же. Ф. Р-440. Oп. 1. Д. 723. Л. 6–14. .

К восстановлению в правах «служителей религиозного культа» в сельской местности избирательные комиссии подходили очень сурово. Положительное решение было принято в отношении лишь одного представителя группы. Им оказался бывший баптист, доказавший, что никогда не являлся председателем общины и вообще давно порвал с ней все связи [329] Там же. Ф. Р-489. Oп. 1. Д. 367. Л. 7. .

Члены семей «лишенцев» по аргументации, которая выдвигалась в пользу своего восстановления в избирательных правах, отличались от всех остальных категорий. Им важно было доказать свою независимость от глав семей. Поэтому данный мотив доминировал в заявлениях категории членов семей (94 %). Представители этой группы наиболее часто указывали, что их занятия отличаются от занятий глав семей (40 %), они имеют трудовой стаж (71 %), являются членами профсоюзов (45 %), активно участвуют в общественной жизни (17 %), желают «вместе со всеми строить социализм» или «не быть изгоями в советском обществе» (24 %).

Доводы, которые приводили в свою пользу дети сельских и городских «лишенцев», различались незначительно: они независимы от родителей, имеют трудовой стаж и были в тылоополчении. Немногие из них решались доказывать несправедливость лишения их родителей прав. Сын мельника Г.Ф. Захаров (Мошковский р-н), служивший в Красной армии (не в тылоополчении) и лишенный избирательных прав вместе с семьей, писал в ходатайстве: «Разве можно мстить беспомощному, болезненному, жалкому старику только за то, что он когда-то владел мельницей?» [330] ГАНО. Ф. Р-400. Oп. 1. Д. 181. Л. 16. .