Коллектив авторов - Маргиналы в социуме. Маргиналы как социум. Сибирь (1920–1930-е годы)

Старых «спецов» терпели как «неизбежное зло» и нередко окружали «атмосферой недоверия и враждебной предубежденности», недвусмысленно давали понять, что при первом удобном случае их «выбросят за борт, как негодную тряпку» [571].

Желание дистанцироваться от «классово-политического» содержания термина «спецы» (которое нередко довлело над сугубо функциональным) присутствовало в высказываниях многих инженеров и техников, принимавших участие в работе профессиональных объединений (специалист, инженер – это «старший рабочий», «более квалифицированный рабочий»; рабочий – «менее квалифицированный специалист»), тем более что официальный курс партийно-государственной политики в отношении «старой» интеллигенции был направлен в сторону сближения ее с рабочим классом, установления товарищеских отношений на производстве и т. п. В эти годы широкое распространение получил лозунг «союза науки и труда». Работа специалистов рассматривалась как форма «общественного служения» [572]. Критикуя замкнутость и корпоративность инженерной среды, излишнее самомнение (инженеры, если и не «соль земли», то «соль» хозяйственной жизни) [573], руководители профсоюзных органов ставили целью преодоление этих пережитков, а также предубеждений и предрассудков в рабочей среде. Инженерство не должно быть «чем-то вне рабочего класса стоящим, оно есть часть, неразрывная часть рабочего класса. К этому мы ведем» [574].

В годы нэпа в различных сферах жизни советского общества было заметно присутствие традиций и норм, свойственных дореволюционному прошлому. В частности, многие из прежних привычек сохраняли представители одной из самых привилегированных в прошлом социально-профессиональных групп – инженеры. Даже внешний облик большинства из них свидетельствовал об этом. До поры до времени ношение инженерами старой формы, фуражек, кантов и других форменных знаков отличия не встречало какого-либо возражения, критики со стороны властей или партийно-профсоюзной общественности. Однако в конце 1920-х гг. инженерная форма вдруг стала символом враждебности.

В связи с шахтинскими событиями власть (в первую очередь партийное руководство) особенно резко и непримиримо поставила вопрос о преодолении корпоративности инженерства, замкнутости и кастовости профессиональных организаций технической интеллигенции. Лозунг «инженеры – часть рабочего класса» стал определять деятельность профобъединений инженеров и техников [575]. В повседневную жизнь ИТР стали активно «внедряться» «классовое воспитание», «классовый подход», «классовое самосознание». В рамках борьбы с «кастовостью и цеховщиной» развернулась кампания против ношения форменных фуражек, шинелей, петлиц и других инженерских отличий. В одной из публикаций на эту тему отмечалось, что советская власть, борясь с «бюрократизмом, иерархией» и прочими явлениями, обосновывавшими существование формы, не выступала, однако, против самой формы, которая «медленно себя изживала». Дольше всего форма сохранилась только среди ИТР – тех групп специалистов, которые пользовались «заслуженным вниманием и доверием» власти и всей советской общественности [576].

Кампания за ликвидацию инженерской формы была начата весной – летом 1929 г. по инициативе украинских организаций ИТС. На очередном четвертом Всесоюзном съезде ИТС (апрель 1929 г.) была единогласно принята специальная резолюция о том, чтобы инженерно-технические работники не носили формы, которая является «выражением кастовости» инженеров и «отделяет» ИТР от рабочих [577]. В журнале «Инженерный труд» (печатный орган Всероссийского межсекционного бюро инженеров и техников (ВМБИТ)) начиная с № 9 за 1929 г. стали регулярно публиковаться материалы о ходе этой кампании. Появилась специальная рубрика «Наш паноптикум», в которой разоблачались «формоносцы», печатались фамилии, фотографии и карикатуры на приверженцев формы. Не принимались никакие аргументы и отговорки типа «в форме нет кастовости», «она помогает отличить руководителя в массе рабочих», фуражка удобна, нужно донашивать и пр. Инженерно-технические работники, признавшие себя частью рабочего класса, должны были изжить в себе в кратчайший срок остатки всего, что отделяло их от рабочих.

Если приверженность к форме старых специалистов объяснялась привычкой и традициями, то стремление молодежи, окончившей вузы в советское время, носить форменные фуражки и значки, вызывало недоумение. Особенно раздражали железнодорожники («ослепленные металлом индейцы»), носившие не только фуражки, но и шинели, тужурки, петлицы с металлическими пуговицами. Ношение инженерской фуражки объявлялось «примером общественной отсталости и стремления к сохранению мещанских и обывательских традиций». Фуражка с инженерским значком стала символом «искусственного расслоения трудовой интеллигенции от пролетариата и крестьянства», наследием дурных «азиатских традиций». Более того, форма провозглашалась «показателем старых враждебных рабочему классу традиций и, быть может, знаком реакционных настроений» [578].

Кампания по борьбе с инженерской формой продолжалась примерно до осени 1930 г. В разных городах во время массовых митингов, посвященных очередной «неделе ИТР», «смычке» с рабочим классом, происходило даже ритуальное сожжение формы и фуражек. Осенью 1930 г. автор заметки о работе очередного пленума ВМБИТ с восторгом констатировал исчезновение инженерской формы и прочих аксессуаров и эмблем, свидетельствующих о принадлежности «к высокой корпорации избранных». На данном пленуме, где собралась «высшая техническая интеллигенция», не было и помина об этих «красноречивых свидетелях прошлого». На смену инженерским форменным фуражкам, шинелям, мундирам, которые «беспрерывно донашивались» в течение почти 12 лет, пришли, наконец, «советские кепи, сатиновые косоворотки и резиновые плащи» [579].

Стремление в 1920-е гг. молодых специалистов – выпускников советских вузов, среди которых были и выходцы из рабоче-крестьянской среды, носить инженерскую форму свидетельствует о высоком престиже инженерных профессий и, пожалуй, социального статуса специалиста, инженера. Казалось бы, при распространенных в обществе недоверии и неприязни к данной социальной группе, которые обострились в конце десятилетия в связи с борьбой с «вредительством», в ходе генеральной «чистки» госаппарата и т. п., однозначно отрицательно должны были восприниматься и форменные отличия инженеров, объявленные символом кастовости, «знаком реакционных настроений». Однако мы видим обратное, и это весьма показательный факт, подтверждающий сложность и противоречивость как положения «спецов» в обществе, так и отношения к ним.