Джон Эллиот - Испанская империя. Мировое господство династии Габсбургов. 1500–1700 гг.

Несмотря на то что корона в конце концов твердо встала на сторону устава limpieza, реальное давление шло не со стороны верхов испанского общества, а со стороны низов. Решительная поддержка доктрины limpieza таким человеком, как Силисео, симптоматична сама по себе. Хотя Силисео выступал главным виновником, он был одновременно и жертвой, жертвой социальной системы, которая даже для Европы XVI века исключительно высоко ценила происхождение и статус. Девизом этого общества было слово «честь», которое для испанца подразумевало нечто внешнее по отношению к его личности – его значимость в глазах других людей. Честь была главным образом принадлежностью дворянства, привилегией высокородных. Вполне естественно, что аристократический кодекс поведения был предметом подражания и, вместе с тем, раздражения более скромных членов общества, в особенности тех, кто поднялся достаточно высоко, но по-прежнему чувствовал себя чужаком в мире привилегий. Доктрина limpieza давала таким людям, как Силисео, свой собственный кодекс, и к тому же такой, который мог стать вызовом кодексу аристократии. Разве не лучше иметь скромное, но чисто христианское происхождение, чем быть кабальеро с сомнительными в плане национальности предками? Таким образом, чистое происхождение стало для низших слоев испанского общества эквивалентом знатного происхождения для высших слоев, поскольку оно определяло статус человека среди ему подобных. Честь определялась его способностью доказать чистоту своего происхождения сначала до четвертого колена, а затем при Филиппе II с незапамятных времен. Как только это было сделано, человек становился равным любому пришельцу независимо от его ранга, и это, несомненно, помогало ему обрести то ощущение равенства, которое, на первый взгляд, было одной из самых парадоксальных особенностей иерархического общества Испании XVI века.

Все более настоятельное требование чистоты крови при назначении на должности ставило аристократию в затруднительное положение. Проследить родословную дворянина было гораздо проще, чем происхождение простолюдина, и лишь немногие из представителей знати могли похвастаться отсутствием сомнительных предков в своей генеалогии, когда регистры знатных фамилий, известных как libros verdes, злорадно сообщали всему свету об обратном. Но настроения народа были так сильны, что остановить маниакальные устремления limpieza оказалось невозможно. Как только чистота крови стала самым важным условием для получения должности в инквизиции и вхождения в религиозную общину или светскую корпорацию, никто уже не мог избежать долгих и дорогостоящих разбирательств, в ходе которых в любой момент мог обнаружиться какой-нибудь скелет в фамильном шкафу. Поскольку свидетельство даже одного недоброжелателя могло разрушить репутацию семьи, результат действия устава limpieza был во многом сравним с деятельностью инквизиции. Он заметно усилил общую атмосферу неуверенности, поощрял шантаж и доносительство и подталкивал к отчаянным попыткам обмана. Менялись имена, подделывались родословные в надежде сбить с толку linajudo – специалиста, который ходил по городу, собирая устные свидетельства и тщательно проверяя родословные. Особая осторожность проявлялась при заключении браков, чтобы избежать союзов, которые могли бы навредить семье, запятнав ее кровью конверос или наказанием, назначенным инквизицией.

В результате к середине XVI века ортодоксия в Испании стала означать не только строгое следование ортодоксальным канонам веры, но и наличие строго ортодоксального происхождения. Правда, власть linajudo имела свои границы, вероятно более узкие, чем власть инквизитора. Принудить высшие слои общества к проверке на limpieza было достаточно сложно, а семьи, получившие habito (монашеское облачение. – Пер. ) одного из религиозных орденов, автоматически становились неподвластны расследователям. Но одержимость чистотой происхождения имела общие последствия в виде народного согласия с выраженной Филиппом II точкой зрения, что существует связь между ересью и нехристианским происхождением. Это еще больше способствовало тому, что власть попала в твердые руки узкого слоя традиционно мыслящих «старых христиан», которые были полны решимости держать страну в строгих рамках, определяемых ими самими. Именно эти люди, пользовавшиеся огромным влиянием в церкви, религиозных орденах и инквизиции, взяли на себя ответственность за судьбу Испании в роковые 1550-е годы.

В то время как преследование альумбрадос и сторонников Эразма, а также распространение концепции limpieza задавали направление развития Испании в последние годы правления императора, в период с 1556 года и до закрытия Тридентского собора в 1563 году произошли события, окончательно подтвердившие, что поворота назад не будет. В эти годы Испания ренессанса, открытая к европейским гуманистическим влияниям, решительно трансформировалась в полузакрытую Испанию Контрреформации. Отчасти это стало результатом постепенного перехода власти и авторитета к таким суровым фигурам, как Эрнандо де Вальдес (Великий инквизитор с 1547 г.) и Мелчор Кано (блестящий теолог-доминиканец). Но вместе с тем это отражало новое наступление мрака в духовной атмосфере Европы в целом. Когда Женева стала центром нового, более догматического протестантизма, последние надежды на примирение Рима и протестантов растаяли. Повсюду царил воинственный дух. Женева готовила к битве свои печатные издания и своих пасторов; Рим в процессе переформулирования своих догматов на Тридентском соборе готовил к битве своих иезуитов, свою инквизицию и свой Индекс (список запрещенных книг. – Пер. ).

В этой атмосфере предстоящей битвы в 1557–1558 годах и произошло впечатляющее разоблачение «протестантских» общин в Севилье и Вальядолиде. Несмотря на то что эти общины поддерживали кое-какие связи с Женевой и, в конце концов, могли превратиться в протестантские группы, на момент своего разоблачения они, видимо, походили на более ранние общины альумбрадос. Такое предположение можно сделать благодаря тому, что в них входили две фигуры, хорошо известные в космополитичном кругу гуманистов, близких к императору. Это были доктор Константино Понсе де ла Фуэнте (бывший духовник Карла V) и доктор Агустин Касалья (один из любимых проповедников императора). Двадцать лет назад такой человек, как Касалья, вероятно, получил бы не более чем легкое порицание. Но степень изменения религиозной атмосферы была такой, что теперь его приговорили к гарроте и сожжению.

Такую жестокую реакцию инквизиции можно отчасти приписать ее беспокойству по поводу собственных позиций в королевстве, но в то же время она предполагает реальную тревогу в отношении очевидного наступления ереси. На этот раз полумеры были неприемлемы. Еретические общины требовалось не просто ликвидировать, нужно было приложить все усилия, чтобы защитить Испанию от иноземной заразы. В результате 7 сентября 1558 года сестра Филиппа II инфанта Хуана, действовавшая как регент от имени своего брата, издала официальный запрет на импорт иностранных книг и приказала, чтобы все книги, издаваемые в Испании, проходили лицензирование в Совете Кастилии. Еще один декрет, изданный на следующий год, запрещал испанским студентам уезжать на учебу за границу.